Брошенная в бездну

В наружную дверь постучали. Сердце Назан забилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Ноги у неё подкашивались. Сделав над собой усилие, она побежала открывать. По лицу мужа Назан поняла, что он куда-то очень торопится.

Мазхар вошёл в дом, небрежно помахивая тростью. Он был в коричневом щёгольском костюме и искусно надвинутом на самые брови элегантном кепи. После обеда ему предстояло отправиться на свидание с Жале. На этот раз они собирались совершить загородную прогулку в фаэтоне.

Мазхар решил встречаться с Жале регулярно. Они могли сидеть до поздней ночи в баре, но если бы удалось снять для Жале квартирку, то он сразу заставил бы её покинуть бар. Хозяин бара даже сам говорил ему: «Ради вас, Мазхар-бей, я готов лишиться не то что одной, а хоть пяти таких девиц, как Жале!». Но как можно было это сделать в таком маленьком городишке, где всё сразу становилось известно?

– Почему стол ещё не накрыт? – с раздражением спросил Мазхар.

– Сегодня я немного задержалась, – елейно пропела Хаджер-ханым. – Извини, не углядела за твоей женой. Но сейчас всё будет готово! Поди сними пиджак и садись за стол.

Мазхар ничего не ответил. Он не пошёл переодеваться, а, как был в своём парадном костюме, опустился на стул.

Хаджер-ханым понеслась в кухню.

– Ты смотри, мужу ничего не говори о перстне, – прошипела она.

Назан с надеждой посмотрела на свекровь:

– Не говорить?

– Я же сказала: мне ничего не известно, ничего! Но зачем портить аппетит моему сыну?

Назан почуяла в этих словах недоброе, но сказала покорно:

– Хорошо.

Обед проходил в молчании. Боясь встретиться глазами с мужем, Назан обратила всё своё внимание на Халдуна. Лишь изредка уголком глаза она посматривала на Мазхара. Но тот был погружён в хвои мысли и ничего не замечал. Что с ним? С этой памятной ночи, когда она бросилась ему на шею, Мазхар стал совершенно другим человеком. Она не смела доискиваться причины: ведь мужчина не обязан отдавать отчёт в своих действиях. Но на сердце у неё становилось всё тревожней…

С Мазхаром между тем творилось что-то странное. Кусок застревал у него в горле. До еды ли ему было? Ведь в половине второго они должны встретиться с Жале. И зачем только он пошёл домой?

Но не мог же он отправиться с Жале в ресторан. Наверно, со временем можно будет ходить с женщинами и в рестораны. Жаль, что его тогда уже не будет в живых. Разве только сын доживёт до этих дней…

Он посмотрел на Халдуна. Мальчик сидел потупясь. Мазхар тряхнул головой, словно пытаясь отделаться от наваждения. Нет! Нет! Он никогда не покинет Назан!

А если жена узнает о его похождениях и попросит дать ей развод? Допустим, он опостылеет ей, и она сама пожелает уйти. Ну, тогда другое дело… Хоть он и полюбил другую, но разве так просто вытравить из сердца Назан, мать его сына? Халдун всегда будет соединять их невидимыми узами, потому что мужчину связывает с женщиной не только любовь… Что же? Жалость? Нет, не то! И вдруг он подумал: «Хорошо, что я подарил Назан этот перстень. Если когда-нибудь обстоятельства переменятся… то бриллиант может ей пригодиться…»

– Ты что-то очень задумчив, сынок, – услыхал он голос матери.

– Сегодня после обеда начнётся слушание дела по иску хозяина бара, – сказал Мазхар и тут же поднялся из-за стола.

«Сегодня!» Да, сегодня он в первый раз поцелует Жале. Что бы там ни было, но он твёрдо решил это сделать. Как влекла его эта женщина! К тому же она совсем не стремилась к законному браку. «Хорошо, что я встретил её, – думал Мазхар. – Что знал я до этого? Простую, безыскусную любовь. А теперь стану возлюбленным „дамы с камелиями“. С той, однако, разницей, что у её героя не было ни гроша, а я человек со средствами. Правда, он был немного моложе меня, но…»

Мазхар взял трость и направился к двери.

– Ты опять придёшь поздно, дитя моё?

– Не знаю, мама. Всё зависит от того, как сложатся дела.

– По ночам в суде делать нечего, – сказала Хаджер-ханым и бросила взгляд на Назан.

– Не имею привычки отдавать отчёт в своих действиях, – холодно сказал Мазхар и стал спускаться по лестнице.

Хаджер-ханым с шумом отодвинула стул и, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате. На обеденном столе задребезжала посуда.

Её душила злоба. Как? Сын смеет ей грубить при этой потаскушке? «Погоди же, – шипела Хаджер-ханым, – я тебе покажу! Будешь знать, как следует обращаться с матерью!» Она торопливо набелила и нарумянила лицо и, накинув чаршаф, выскочила на улицу.

Вскоре, завидев свободный фаэтон, Хаджер-ханым вскарабкалась на подножку, плюхнулась на сиденье и бросила извозчику:

– В контору сына!

Извозчик не понял.

– Куда прикажете, ханым-эфенди? – переспросил он.

– Вот бестолочь! К адвокату Мазхар-бею.

– А-а-а! Хорошо! – оторопело пробормотал извозчик и стегнул лошадей.