Однако их вполне могло хватить; подумав, Тевена перестала удивляться. Когда-то армектанские легионы, не знакомые с горами, сражались с войсками — именно войсками, не бандами — суровых разбойников-рыцарей, которые, хоть и не сумели создать свое государство, обладали по-настоящему сильными городами-княжествами. Сейчас все обстояло совершенно иначе. Бадорская связная Крагдоба лучше, чем кто-либо другой, знала, какие «войска» бегают по горному бездорожью. Недисциплинированные, дикие, плохо вооруженные, неуправляемые — и прежде всего состоящие из «солдат», которые не видели никакой пользы в поддержке слабых вождей против сильного и не боялись новых порядков, поскольку эти новые порядки на самом деле являлись старыми. Басергор-Крагдоб вернулся! И в одно мгновение встал во главе армии, которая сбежалась к нему со всех сторон.
Тевена отправила второго гонца, но на этот раз ответа ждать не стала и оплатила плавание на борту первого корабля, который шел в Лонд, а вернее в Дартан, но по пути заходил в Лонд, чтобы высадить пассажиров, которых на этом корабле всегда хватало. Ей не пришлось долго ждать, поскольку ее путешествие пролегало по одному из самых оживленных морских путей Шерера.
Когда-то Терена уже бывала в Лонде, но с тех пор прошло почти двадцать лет. Ее не оглушил шум портового района, хотя она догадывалась, что во времена империи тут было наверняка спокойнее. Но в конце концов, порт есть порт.
Не первый и не последний, который она видела за свою жизнь. Свободно владевшая двумя континентальными языками и знакомая с третьим, она повсюду могла чувствовать себя как дома; только в Морской провинции требовалось знание гаррийского, причем бегло, поскольку многочисленные диалекты на Островах звучали — как она слышала — чуждо даже для самих гаррийцев.
В Лонде равноправно царили армектанский и громбелардский. Каждый здесь знал один или другой язык, в худшем случае хотя бы кинен.
Слуга Тевены сошел с корабля и нанял носильщика (поскольку верховых и вьючных лошадей она продала в Рапе), а вместе с ним — проводника до Имперского квартала. Только после этого хозяйка и ее служанка сошли на берег и двинулись через город — небольшой и перенаселенный — к зданию Имперского трибунала.
Арма высматривала подругу уже с неделю — что не означало, будто она сидела у окна, тоскливо глядя в сторону порта. Как обычно, у нее было множество работы. Прежде всего она накликала себе беду, взяв пленников, с которыми теперь не знала что делать… Рбита не было, не приходило от него и никаких вестей. Арма, которая сперва опасалась встречи с бывшими друзьями, теперь начала бояться их молчания. Неужели они заранее решили, что найдут в ней врага? Рбит хорошо знал, что делает. Наместница не предполагала, что ее беспокойство, приправленное горечью, было предусмотрено и тщательно спланировано ее бурым другом, братом по крови, который любил ее и вместе с тем высоко ценил. С особым расчетом и кошачьим терпением он долбил скалу, твердость которой вызывала в нем уважение…
«Сейлу» задержали еще до того, как на ее борт поднялись доставленные с берега на шлюпке беглецы — ибо только такого названия заслуживала преступница, которая пыталась избежать наказания, и ее спутник, несомненно знавший о ее деяниях. Так что корабль и его капитана как бы поймали с поличным, когда на борт были приняты преследуемые трибуналом преступники. Из доклада урядника, подтвержденного командиром корабля морской стражи, следовало, что команда каравеллы, похоже, до последнего момента не знала, что именно к ней направляются два парусника гломбелардского флота, вышедшие из порта ранним утром. Команда же шлюпки, напротив, гребя изо всех сил, похоже, пыталась связаться с родным кораблем, что ей не удалось. Шлюпку задержали, прежде чем она пристала к борту «Сейлы». И это был, собственно, конец всей истории — которая, казалось, уходила в никуда.
Посадив капитана и команду каравеллы в тюремную крепость, а одноглазую красавицу — в клетку в подвале, ее благородие наместница оказала особые почести старику-великану. В одном из домов трибунала для него приготовили отдельную, очень хорошо охраняемую комнату — именно комнату, а не камеру. Прежде чем он успел в этой комнате расположиться, наместница судьи нанесла ему визит.
— Ваше благородие, — вежливо сказала она, — я высшая урядница трибунала в этой провинции, меня зовут Арма. Не знаю, знакомо ли тебе мое имя, господин, но считаю это вполне возможным.
Старик не скрывал любопытства.
— Я действительно знаю, кто ты, ваше благородие, — ответил он. — И похоже, это никого не должно удивлять. Меня удивляет другое. Ведь и ты, госпожа, знаешь, кто я.