Бросок из темноты

Егор еле заметно ухмыльнулся, теперь окончательно понимая для себя, что и взводный прекрасно видит всю нелепость пребывания столь нерадивого солдата в разведке, куда зачисляют добровольцев, да и то после одобрения их кандидатуры опытными командирами или испытания в боевой обстановке. Или направляют наиболее отличившихся солдат, личные качества которых больше соответствуют службе в подразделениях разведчиков. Самому Егору пришлось пройти сначала испытание передовой, чтобы потом, предварительно тщательно взвесив свои шансы, стать добровольцем и самому проситься о зачислении в полковую элиту. Да и то почувствовать себя настоящим бойцом взвода артиллерийской разведки, куда он был направлен проходить дальнейшую службу, он смог только после крещения возле вражеской передовой, где показал свой характер и способность быть настоящим разведчиком.

После ухода лейтенанта Козлов расслабился и, потеряв всякий интерес к происходящему вокруг, опустился на дно окопа, сел на корточки и начал играть с маленьким камушком, подобранным где-то под ногами.

– Как же тебя такого к нам направили? – снова процедил сквозь зубы Егор, глядя сверху вниз на сидящего на мерзлой земле товарища. – Кому из штабных ты так приглянулся? Десять классов, два ранения, и то не в бою. Посчитали тебя обстрелянным и даже опытным? А на самом деле солдат из тебя абсолютно посредственный!

Козлов привычно пожал печами, словно начал вполне нормально воспринимать насмешки и критику в свой адрес.

– В пехоту тебя перевести – убьют в первом бою или ранят. Не выживешь ты там, – размышлял вслух Егор, продолжая смотреть жалостливыми глазами на товарища. – Попробую уговорить взводного, чтобы к артиллеристам перевели или в обоз. Да и то: или снаряд уронишь, или на посту уснешь!

– Я не спал никогда на посту! – недовольно заворчал в ответ Козлов, начав копаться в кармане ватника, чтобы достать из него кисет с махоркой.

– И не кури здесь! Дым демаскирует нашу позицию, – злым голосом начал давить на него Егор. – А для хорошего наблюдателя с той стороны это заметная цель. И мины для уничтожения НП фрицы точно не пожалеют. Тем более что стрелять они умеют. Вали к пехотинцам, там кури, если совсем не можешь терпеть, а потом возвращайся.

Козлов занервничал, стал возиться и наконец исчез в коридоре траншеи, послушавшись совета товарища.

– И винтовку не потеряй, разведчик! – крикнул ему вслед Егор, напоминая о его нерадивости своему подопечному, завершив высказывание в его адрес сплевыванием и тихо произнесенным с раздражением в голосе: – Хвост!

Когда Козлов вернулся в стрелковую ячейку после перекура, Егор решил с ним поговорить, чтобы сгладить возникшее между ними напряжение.

– Дома-то кто у тебя, Алексей? – начал Егор, одновременно следя взглядом за вражеской передовой, пролегающей где-то далеко, за рекой и полем, что простилалось под снежным покровом впереди.

– Мама, сестра, отец, – тихо и медленно перечислил Козлов, не поднимая глаза на Щукина.

– Отец не на фронте? – задал разведчик вопрос, как бывалый фронтовик цепляясь ко всякому, кто был не в армии во время войны.

Егор вспомнил своего отца, не призванного только из-за возраста и работавшего сейчас в одном из колхозов, в который он попал, будучи беженцем, спасаясь вместе с семьей от войны.

– У него бронь, – так же тихо пояснил Козлов, не поднимая полного обиды взгляда на своего собеседника. – На заводе работает.

– А мама, сестра? – не унимался Егор, все еще чувствуя вину за злые насмешки над ранимым солдатом.

– Они в госпитале работают, – немного оживился парень, начиная меняться в лице, будто чувствовал изменение отношения к себе.

Одна из старших сестер Егора, Анна, та, что не была в данное время с родителями, тоже работала в тыловом военном госпитале. Они переписывались, обмениваясь новостями из своей жизни. Брат рассказывал только о простых солдатских буднях, о том, что происходит за пределами передовой. Он исключал все упоминания о боевой обстановке и тех трудностях, с которыми сталкивался разведчик. Он не писал о потерях, о крови, о ранениях товарищей. Не упомянул подробностей своего тайного посещения пепелища, оставшегося на месте их родной деревни, коротко сказав в тексте, что обязательно отомстит за поруганную врагом малую родину.

А она, слушая множество рассказов о войне от лечившихся в госпитале солдат, прекрасно понимала, что ее брат просто-напросто утаивает большую часть из того, чем живет на краю пропасти, называемой смертью. Анна с нетерпением ждала вестей, а потом жадно читала письма Егора, всегда плача при этом и причитая про себя, мысленно молясь за него и желая только одного: чтобы выжил, чтобы вернулся с фронта.

– Часто пишут? – спросил разведчик, не отрываясь от наблюдения за передним краем противника.

– Когда как, – чуть громче произнес Козлов, радуясь простой и непринужденной беседе с товарищем. – Адрес полевой почты все время меняется. Подолгу я нигде не служил. Сначала напишу им, а потом жду ответа.