Бросок кобры

– Хорошо. – Яшин взял себя в руки, старался говорить спокойно. – К тебе приезжает полковник милиции, сыщик, вы болтаете, пьете кофе. Но от нечего делать Гуров к тебе приехать не мог. У него была конкретная цель. О чем он тебя спрашивал?

Вероника сообразила, что дело оборачивается серьезно, решила если не говорить всю правду, то хотя бы не врать. Как она ни напрягалась, вспоминая свою болтовню с незваным гостем, ничего путного в голову не приходило.

– Я разговора о Скопе не боялась, но не хотелось ворошить грязную историю с долларами. А Гуров об этом даже не обмолвился. Знаешь, Егор, – она прикусила пухлую губу. – Пожалуй, он интересовался только тобой.

Наташа Крош, которая летала с Яшиным на Кипр, брала у мужчин деньги, но профессиональной проституткой назвать ее было нельзя. Она работала в издательстве машинисткой, хорошо печатала на компьютере, училась на заочном отделении факультета журналистики МГУ, объяснялась на английском и испанском. Наташа вообще была человеком способным, особенно к иностранным языкам. Ну, любила гульнуть девчонка, выпить, потанцевать, если встречался мужик денежный, принимала подарки, брала и наличные. Однажды в баре познакомилась с солидным иностранцем, который был никакой не иностранец, а гэбэшник “наружки”, и попала в поле зрения этой могущественной организации.

К Наташе начали приглядываться, изучать, девчонка казалась многообещающей. Интересная, сексапильная, легко сходится с людьми, мужчинам нравится, говорит на двух языках. Наталью Крош уже совсем было собрались вербовать, вовремя выяснили: девица обладает серьезными недостатками. Она может выпить лишнего, болтлива, да еще влюбчива, вместо приманки может легко превратиться в добычу.

В общем, от вербовки Наташи гэбэшники отказались, решили поддерживать связи, использовать на отдельных заданиях. В службе безопасности к приходу Яшина отнеслись более чем прохладно. О его участии в заговоре, естественно, никто не знал, прислали генеральского прихвостня, таких и без Яшина хватало. Серьезные люди его сторонились. Когда неизвестно, по какому делу неизвестно кем было принято решение послать новенького на Кипр, никто любопытства не проявил. Данное качество в любые времена, как бы это учреждение ни называлось, было под запретом. Каждый занят своим делом, в чужие дела нос не сует.

Когда Яшин, изображая недовольство предстоящей поездкой, обмолвился, что на курорте одинокий мужик будет походить на памятник, стоящий на площади, то даже доброжелатели с полковником согласились, но квалифицированную партнершу ему не дали, покопались в картотеке и выудили на божий свет Наталью Крош, которая при хороших внешних данных еще и говорила на английском и испанском.

Наташе Кипр понравился, она лучше ничего и не видела, а вот мужика девчонка невзлюбила сразу, сама по натуре широкая, терпеть не могла скупых. А соотечественник, с которым они познакомились у бассейна, произвел на девушку отличное впечатление. Не очень высок, но ладно скроен, лицом простак, но чувствуется, человек бывалый, он, как и Наташа, был широк и бесшабашен.

Если бы Наташа знала... Но человеку знать свою судьбу не дано. Так распорядился господь бог.

* * *

Можно верить, можно нет, но факт остается фактом, Лев Иванович Гуров никогда в жизни не знакомился с женщиной на улице. Он поставил свою машину неподалеку от дома, в котором жила Наташа, и прогуливался у ларьков, торгующих разноцветными бутылками, сигаретами и “Сникерсами”, колбасами и другими товарами, каких в России сроду не видели. Телефон Натальи Крош уже три дня прослушивался, и сыщик знал, что сегодня девушка, сказавшись больной, не пошла на работу, сейчас, как она сказала подруге, собиралась прошвырнуться по магазинам.

“Сейчас” – понятие растяжимое, а у женщин и вовсе неопределенное. Гуров гулял уже минут сорок и изрядно замерз. Мысли его были заняты лишь одним: как познакомиться с Наташей, какую фразу сказать первой, как рассмешить, сразу создать легкую, непринужденную атмосферу. Последнее время он находился не в форме, сказывались нервное напряжение, бессонница, постоянно плохое настроение. Сыщик был так удручен и озабочен предстоящим знакомством, что, припарковываясь, оглядел улицу небрежно, проследил лишь за машинами, идущими следом, отметил, что ни одна не остановилась, не свернула в ближайший двор или переулок. Гуров лишь мазнул взглядом по стоявшей напротив “Волге”, не обратил внимания, что в машине сидят трое мужчин, чего в нормальном состоянии никогда бы себе не позволил.

Уже сорок минут он гулял, а люди в “Волге” на улицу не выходили, а ведь выпал свежий снег, светило солнце, если кого ждешь, то естественно выбраться из прокуренной машины на свежий воздух, пройтись, размяться. Гуров вел себя не как опер-важняк, а словно сопливый стажер или хуже того, как обыкновенный влюбленный. Кроме двери, из которой должна выпорхнуть ненаглядная, ничего не видел.