Бросок в безумие

Они торопились, но продвигались вперед не слишком быстро – ни профессор Клот, ни Станислава не имели навыка работы в скафандрах высшей защиты, и потому Емельянову приходилось следить чуть ли не за каждым их шагом. А идти им пришлось не по ярко освещенному вестибюлю корабля, а в полной темноте, преодолевая порой завалы из покореженных, перекрученных листов полиольстали, металлической арматуры рваного оплавленного пластика. К тому же не успели они пройти и ста метров, как оказались в зоне полностью отключенной искусственной гравитации, и продвижение их еще более замедлилось.

Чем ближе они подходили к причальной палубе корабля, тем труднее давался им каждый метр. Они пробирались уже через совершенные дебри рваного, оплавившегося металла, и в душу трюм-мастера начала закрадываться тревога – он вспомнил, как его кидало от стены к стене коридора, и к нему пришло понимание, какие силы сотрясали корабль в этот момент. Если эти силы бушевали рядом с причальной палубой, выйти на нее теперь скорее всего было просто невозможно!

И все-таки они вышли! В какой-то неожиданный момент мешанина покореженного металла, оплавленного, обгорелого пластика, обрывков кабелей, лохмотья пережеванного оптоволокна раздвинулась, и они вынырнули... в открытое пространство... в космос. На том месте, где должна была находиться причальная палуба, ничего не было, а метрах в двухстах от них медленно уплывала прочь оторванная часть корабля!

Емельянов лихорадочно обшаривал глазами открывшееся черное пространство, засеянное искрами звезд, в поисках габаритных огней челнока, который должен, обязан был быть совсем рядом, и ничего не находил. И тогда, скорее от отчаяния, чем в надежде на какое-то чудо, он включил на полную мощность нашлемный фонарь и повел теряющимся лучом из стороны в сторону...

Четверо пассажиров транспорта, оставшихся в медицинском отсеке дожидаться возвращения трюм-мастера, как-то незаметно для самих себя сгрудились возле закрытого люка барокамеры. Они почти не говорили – каждый думал о чем-то своем и не собирался делиться с другими своими размышлениями – слишком личными они были. Иржи Яшек уселся прямо на пол, совсем рядом с люком и, уставившись в смотровое окошко, вспоминал те несколько часов, которые он провел перед катастрофой в каюте пани Станиславы. Нет, ничем интимным они не занимались, они действительно обсуждали странности структуры первичных моренных равнин Цербера и возможное влияние, оказываемое на них магнитным полем Плутона. Но этот разговор впервые получился у Иржи каким-то личным, даже чувственным. Яшек давно любил Станиславу, но старался никак не показывать своих чувств – Станислава весьма неприязненно относилась ко всяческим «нежным» проявлениям. И вот когда их совместная работа практически закончилась, ему наконец удалось установить некую... доверительность что ли... И тут произошла эта катастрофа!..

Он обвел взглядом своих товарищей. Фонарь, оставленный Станиславой, стоял на полу, и его широкий луч, упиравшийся в белый потолок, освещал комнату блеклым, рассеянным светом.

Ян Ковач также сидел на полу, прислонившись спиной к корпусу барокамеры, и почти беззвучно тянул какую-то бесконечную мелодию. Глаза его были закрыты и веки порой чуть заметно вздрагивали, словно маленький гляциолог видел сон. Геолог Лех Ставский подтащил к люку барокамеры стул и, усевшись на него верхом, положил голову на спинку. Физик-оптик Войтех Граля тоже уселся на стул, чуть в стороне от остальных, и, откинувшись на спинку, уставился невидящим взглядом в потолок. Он наверняка что-то видел, но совсем не то, что нависало над его головой.

Яшек посмотрел на циферблат хронометра, с момента ухода профессора и Станиславы прошло около получаса – если все прошло благополучно, они уже должны были выйти к причальной палубе. Значит, через полчаса трюм-мастер вернется за следующей двойкой... И кто же будут эти следующие двое?!

В этот момент ему послышалось, что за чуть приоткрытой дверью кабинета интенсивной терапии что-то прошуршало. Тяжело прошуршало, словно по пластику пола быстро проволокли тяжелый мешок. Иржи снова посмотрел на своих товарищей, оказывается, это шуршание услышали все. Ковач прервал свое пение, поднялся на ноги и тихо проговорил:

– Что это такое?..

– Кажется, там кто-то... двигался... – прошептал Граля, приподнимаясь со стула.

Лех Ставский молча встал и неслышным шагом передвинулся к двери. Взявшись за ручку и помедлив мгновение, он резко сдвинул дверь в сторону. В тот же момент Яшек повернул фонарь и его широкий луч выхватил из темноты нечто совершенно невероятное.