Бросок Венеры (ЛП)

Теперь вся эта история представала в неожиданном свете. Марк Целий вошёл в политическую жизнь как ученик Цицерона и его человек. Во время суматохи вокруг заговора Катилины пути Целия и его наставника разошлись – или же Целий только создал такую видимость, чтобы стать соглядатаем Цицерона во враждебном лагере. На всём протяжении той нашумевшей истории так и оставалось тайной, кому на самом деле верен Целий – во всяком случае, для меня. Позднее Целий год отсутствовал в Риме, исправляя должностные обязанности в Африке. По его возвращении, казалось, он порвал со своим наставником, состязаясь с Цицероном в суде и, по сути, взяв над ним верх. Позднее, когда Сенат осудил Цицерона на изгнание, а его противники утроили уличные беспорядки и сожгли его прекрасный дом на Палатине – именно мой сосед Марк Целий постучался ко мне в дверь с просьбой дать ему поглядеть на пожар с моего балкона! Когда отблески пламени скользили по его красивому лицу, было совершенно невозможно понять, потрясён он, или восхищён – а может, и то, и другое сразу.

После напряжённой борьбы Сенат вернул Цицерона в Рим. Сейчас он отстраивал заново свой палатинский дом. И, если верить Бетесде – боролся в суде со своим бывшим учеником Марком Целием.

-Ну же, не томи меня, - сказал я. – Чем кончилось дело?

-Цицерон победил, - ответила Бетесда. – Бестия был оправдан. Однако Целий заявляет, что судьи были подкуплены, и клянётся снова привлечь Бестию к суду.

Я рассмеялся.

-Да уж, в упорстве ему не откажешь! Думаю, раз он однажды победил Цицерона в суде, то теперь просто не может допустить, чтобы старый учитель снова одолел его. Разве единственной речи Целия не было достаточно, чтобы смешать Бестию с грязью?

-Нет, в этом смысле его речь была выше всяких похвал.

-Была полна яда?

-Сочилась им. Заодно Целий припомнил и историю смерти жены Бестии в прошлом году, и обстоятельства смерти его предыдущей жены. По сути, он обвинил Бестию в их отравлении.

-Вряд ли смерть жён может иметь какое-то отношение к злоупотреблениям на выборах.

-Пожалуй. Но задачам Целия это полностью соответствовало.

-Подрыв репутации, - кивнул я. – Без него римское правосудие было бы невозможно. Обвинитель любыми средствами подтачивает репутацию обвиняемого – и люди уже готовы поверить, что он совершил любое преступление, которое ему приписывают. Это куда проще, чем искать и предъявлять настоящие доказательства. Ну а защитник, со своей стороны, применяет тот же приём: приписывает обвинителям всевозможные гнусности, чтобы подорвать веру в их слова. Сейчас даже странно думать, что когда-то я уважал адвокатов, а порой и восхищался ими. Да, я слышал разговоры, что Бестия будто бы убил своих жён. Обе они умерли довольно молодыми, перед этим не болели, никаких отметин у них на теле не было… Естественно, люди говорят, что он их отравил – хотя как раз яд в большинстве случаев оставляет следы.

-Но только не в том случае, если яд был применён способом, о котором говорил Марк Целий, - отозвалась Бетесда.

-Что же это за способ?

Она откинулась назад и подняла голову.

-Не забывай, всё это говорилось в обычном суде, где присутствовали и мужчины, и женщины – не в таверне и не на какой-нибудь оргии. А Марк Целий – чрезвычайно наглый молодой человек, - впрочем, в её голосе я не слышал осуждения.

-И чрезвычайно наглый оратор. Ладно, об этом довольно. Так что он говорил?

-По словам Целия, самый быстродействующий из всех ядов – аконит.

Я кивнул. Исследуя на протяжении многих лет различные способы убийства, я немало узнал о ядах.

-Яд аконит, иначе называемый «смертью пантеры», получают из корня борца. Он и в самом деле действует очень быстро. Но если принять его в количестве, достаточном, чтобы вызвать смерть, то на теле обыкновенно остаются следы отравления…

-Целий говорит, что яд не глотали.

-Я что-то не понимаю…

-По его словам, если яд нанести на гениталии женщины, то она умрёт в течение ближайших суток.

Я удивился. Даже при всём моём опыте по части ядов, такое известие было мне внове, и я не до конца верил ему.

-То, что рассказывает Целий, возможно, и правда – хотя я и не представляю, каким образом кто-то мог бы это установить. Но в таких случаях, полагаю, Марк Целий знает о женских гениталиях практически всё.

-Ха! – глаза Бетесды блестели. – Вряд ли такое известно и Цицерону.

Я, изображая застенчивость, вскинул руку.

-Значит, Целий обвинил Бестию, что тот отравил своих жён… – я так и не смог закончить фразу. Никакие деликатные выражения на ум не шли.

-Нет, напрямую он Бестию не обвинял. Просто рассказал о свойствах аконита, взвинтил себя до предела – а потом направил палец на Бестию и закричал: «О судьи, я не указываю пальцем на преступника – я указываю на преступный палец!».

Я чуть не подавился просом.

-Какая мерзость! Всякий раз, когда я думаю, что римские ораторы скатились к величайшей непристойности и самому дурному тону, какой только возможен – приходит новое поколение и устанавливает новые рекорды. О Минерва, - прошептал я, глядя на статую в саду, - обереги меня от судебных заседаний. «Я указываю на преступный палец». Тьфу!