Бросок Венеры (ЛП)

-Нет, нет. Выйдем на минутку на свежий воздух?

-Как хочешь.

Мы вышли в сад. Тригонион демонстративно дрожал, размахивал руками и полой тоги – словом, вёл себя не по-римски и совершенно неприлично. Дион оглядел рыбный садок, взглянул на темнеющее небо, сделал ещё несколько шагов – и остановился, потрясённый, перед статуей Минервы. Богиня-девственница сжимала в руках щит и копьё, на плече у неё сидела сова, вокруг ног обвилась змея. Статуя была так искусно раскрашена, что казалась живой – ещё немного, и Минерва сделает вдох и посмотрит на нас из-под забрала своего шлема, украшенного высоким гребнем.

-Великолепно! – прошептал философ. Тригонион, храня верность Кибеле, лишь мельком взглянул на скульптуру. Я встал рядом с Дионом и вгляделся в знакомое лицо богини.

-Это единственная женщина в доме, которая никогда не спорит со мной. Впрочем, она меня никогда и не слушает.

-Должно быть, она стоит целое состояние.

-Надо полагать. Впрочем, стоимость статуи мне неизвестна – я её унаследовал вместе с домом. Если бы я рассказал, как это произошло, моего рассказа хватило бы на целую книгу .

Дион восхищённо любовался портиком.

-А вон те разноцветные изразцы над дверными проёмами…

-Произведение мастеров из Арреция. Так мне сказал мой покойный друг Луций Клавдий, когда я был здесь в гостях.

-А колонны, украшенные резьбой?

-Их вывезли из старой виллы в Байях, как и статую Минервы. Работа, как видишь, греческая. Луций Клавдий отличался безупречным вкусом, и не был стеснён в расходах.

-Так теперь всё это твоё? Да, Гордиан, ты достиг немалого успеха. Замечательно. А я, когда мне сказали, что ты живёшь в роскошном доме на Палатине, сначала не поверил, что это и есть тот самый юноша, который в Александрии едва сводил концы с концами.

Я пожал плечами:

-Пусть я в то время и был бродягой, но у меня, по крайней мере, оставался отцовский дом на Эсквилине, куда я всегда мог вернуться.

-Но вряд ли он был так же великолепен, как этот. Судьба оказалась милостива к тебе. А тогда, в Александрии, я верно понял твою натуру. Я повидал немало философов, которые хотели знания – так же, как кто-то другой хочет тонких вин, пышных одежд или красивых рабынь. Для них это было достояние, которым можно завладеть, вызывая уважение и зависть других. А ты, Гордиан, вожделел истину, как иной мужчина вожделеет женщину. Ты страдал по ней, словно не мог жить, не сжимая её каждую ночь в своих объятиях. Ты стремился ко всем её тайнам – и к великим тайнам философии, и к практической тайне убийства александрийской кошки. Искать истину – достойное занятие, и боги вознаградили тебя за него.

Никакой ответ не приходил мне на ум, и я ограничился тем, что снова пожал плечами. Да, за эти тридцать лет я сотни раз мог погибнуть – работа у меня была, что и говорить, опасная; или превратиться в дряхлую развалину, как многие мужчины моего возраста. А вместо этого я владел богатым домом на Палатине, моими соседями были сенаторы и миллионеры. Предложенное Дионом объяснение моей удачливости было ничуть не хуже любого другого. Впрочем, я подозревал, что даже мудрейшие философы не могут объяснить, почему Фортуна улыбается одним людям и мстительно отворачивается от других. Он вновь принялся нервно шагать туда-сюда, и мне невольно подумалось, что Дион, хотя всю жизнь и служил истине, выглядит как человек, от которого Фортуна отвернулась окончательно.

Я уже много лет не общался с философами, и успел забыть о том, как они многословно подходят к сути дела – а философы в этом отношении превосходят даже политиков. Мы по-прежнему ни на шаг не приблизились к той проблеме, которая привела Диона в мой дом. Между тем, в саду стало холодать.

-Давайте-ка вернёмся в дом. Если нам станет слишком жарко из-за жаровни, я велю рабыням принести нам холодного вина.

-А мне, пожалуйста, горячего, - Тригонион дрожал от холода.

-Да, побольше твоего замечательного вина, - рассеянно пробормотал Дион. – Мне захотелось пить…

-Может быть, и есть тоже? – у меня-то самого в желудке давно уже урчало.

-Нет! – отрезал философ.

Когда мы входили в дверь, он пошатнулся. Я поддержал Диона – и почувствовал, что его колотит.

-Когда ты в последний раз ел?

-Не помню…

-Ты уже не помнишь?

-Ну… вчера я отважился прогуляться по улице – в том же наряде, что и сейчас. И купил на рынке немного хлеба. Нужно было, конечно, купить побольше, чтобы хватило подкрепиться этим утром – но ведь, пока я спал, кто-то мог отравить этот хлеб.

-Так ты сегодня вообще ничего не ел?

-В моём последнем жилище рабы пытались дать мне яд! Даже в доме Тита Копония я не чувствую себя в безопасности. Если в одном доме подкупленные рабы могут отравить гостя – почему в другом не могут? Я ем только то, что приготовлено у меня на глазах, или то, что покупаю на базаре – там-то еду отравить трудно.

-Некоторые держат специальных рабов, чтобы пробовать блюда, - заметил я, зная, что именно в Александрии так чаще всего и делается. Как раз там члены царской семьи и их приверженцы всегда старались прикончить друг друга по-тихому.