Бросок за мечтой

   Перед дверью стояли четверо, и спутница Римма тут же присоединилась к ним. Экипаж постоянной готовности, облачённый в парадные мундиры, доброжелательно и отрешённо наблюдал за гостем, а у того, под впечатлением от нежданной встречи, не осталось в голове ни единой мысли. Он просто смотрел в ответ: на белую маску Гвин Анима, из-под которой блестела глубокая зелень глаз, на строгое лицо актора, не столько жёсткое, сколько одухотворённое, будто изнутри прорезалось что-то глубинное, скрывавшееся до поры, и теперь оживившее лик повелителя Ауры, на чуточку насмешливое лицо Игниса Фламина, обрамлённое пламенем волос, колеблемых ветром, на Тайо Глаубе, в котором не осталось больше веселья, зато обнажилась странная грусть, и на Кинан, Кинан Атэрэнсис - прекрасную бледную деву, столь мало похожую ныне на решительную воительницу и безжалостного стратега.

   - Идём с нами, Римм, - сказал актор, и голос его прозвучал непривычно мягко.

   - Куда?

   - Идём с нами. На церемонию Невозврата.

   Коммандеры окружили Римма, не оставляя выбора, и он послушно, вместе со всеми, ступил в распахнувшиеся врата. За ними, укрытая серым небом, лежала плоская равнина. Ветер бросал в лицо капли влаги, под ногами пружинил ковёр невысокой, густой. Пахло дождём, но дождь не начинался: только срывались и срывались откуда-то сверху одинокие капли.

   Они неспешно направились к редкой группе деревьев - больших, раскидистых, далеко отстоящих одно от другого. Римм узнал пару каштанов и огромный, величественный дуб в центре - такой большой, что под его кроной легко могла бы спрятаться целая сотня людей.

   В этот момент с небес обрушилась музыка. Прогремела водопадом вступления и потекла свободной волной, унося с собой, заставляя кружиться голову.

   Актор улыбнулся, наблюдая за экзекутором.

   - Слушаешь? Это Чайковский. Концерт для фортепиано с оркестром номер один.

   - Странная музыка.

   - Ещё бы. Она написана больше тысячи лет назад, на Ауре такого не создавалось. Очень примитивная - я слышу звучание каждого инструмента - но живая, экзекутор. Живая. Не только звучание инструментов - прикосновение пальцев к струнам и клавишам, иногда кажется, что даже дыхание музыкантов... Созданная человеком для человеков.

   Он прервался и замолчал, а следом, рассеявшись над равниной, угасла и музыка. Ей на смену пришли другие звуки - сперва тихие и неясные, но по мере приближения к деревьям - всё более громкие и отчётливые.

   Шестеро шли мимо высоких каштанов, а со всех сторон неслись голоса. Женские, мужские и детские, молодые и старческие, нежные и грубые, уверенные и встревоженные, плачущие, чеканные, переходящие на крик - тысячи голосов, ожившие слова давно забытых наречий. Некоторые Римм разбирал, большинство - оставались неведомы. Кто-то радовался техническому изобретению, неизвестная женщина тревожилась о военном кризисе, ровным голосом зачитывались совершенно непонятные сводки, совсем ещё кроха признавалась маме в любви...

   Затем в многоголосицу вплёлся гул. По мере того, как процессия приближалась к большому дубу, он усиливался, разрывался на треск стрельбы и тяжкое уханье взрывов, лязг металла, грохот и надсадный вой - не то сирен, не то каких-то машин. Что-то шипело, ревело, кричало болью, страданием и угрозой - настолько сильно, что идти дальше становилось по-настоящему страшно, казалось, будто незримый ужас вот-вот станет явью, ворвётся в реальность и затопит её хаосом разрушения.

   Когда накал пугающего концерта стал совершенно невыносим, всё разом оборвалось. Римм посмотрел вверх и понял, что они ступили под ветви дуба, словно защитившие путников от угрозы. Наступившая тишина нарушалась лишь дыханием ветра.

   Под неохватным морщинистым стволом расположился маленький обелиск. Непроглядно-чёрная призма, в глубине которой вращалась бело-голубая планета. Узор облаков едва прикрывал знакомые очертания континентов: никогда не виданных своими глазами, но всё равно узнаваемых - с замиранием сердца, с неуместной, странной тоской. Планета звалась Земля.

   Не говоря ни слова, члены ЭПГ выстроились полукругом, и Римм, интуитивно понимая, что нужно делать, занял место с края построения, в фокусе которого стояла чёрная призма. Дуб-исполин шелестел так и не опавшими листьями, тишина разрасталась, раскрывала объятия, унося экзекутора в неведомые дали, незнакомые, но почему-то родные.

   - Пойте песню о злых ветрах... - неожиданно произнёс актор, странным образом вплетая слова в молчание.

   - О том, как шторм залил небеса тьмой, - продолжила Кинан.

   - О тех, кто встретил его огнём, - добавил Игнис.

   - О доме, которого больше нет, - прошептал Тайо.

   - Но любая ночь подойдёт к концу, - неожиданно звонко выкрикнула Гвин, и слово снова взял социокоммандер:

   - И любая тьма порождает свет.

   - Память станет росой и прорастёт всходами.

   - Спираль сделает новый виток.

   - Но уже никогда мы не вернёмся в потерянный дом, - завершил актор начатую им же молитву.