Брусилов

Двое суток погони не дали результатов, если не считать нескольких пленных турецких солдат, отбившихся от своих. На третьи Брусилов увидел заснеженные кручи горного кряжа — то был Сеганлугский хребет, за которым и намеревался укрыться Мухтар-паша со своими главными силами. Нужно было поворачивать обратно, люди и кони страшно устали. Обоз и лазарет отряда к тому же отстали. Повернули. Обратно ехали уже медленнее, подгоняемые лишь голодом и желанием поскорее пробраться к своему лагерю. И вдруг за одним из поворотов дороги Брусилову и его товарищам открылось страшное зрелище. Стоял знакомый санитарный фургон их полка и пара обозных двуколок. Лошади были выпряжены и исчезли, а на обочине в лужах крови валялись полдюжины обозников и санитаров. Боже, что с ними сделали! Глаза выколоты, кисти рук отрублены, над некоторыми телами отвратительно надругались.

Это были обычные проделки башибузуков — вспомогательной турецкой конницы, которая набиралась из полудиких горских племен; шайки башибузуков были полный нуль в военном отношении, всегда избегали открытого боя с нашей кавалерией или казаками, но охотно занимались разбоем на дорогах и творили страшные зверства [3]. Они-то и резали мирное население славянских или армянских селений. То был первый случай, когда молодой Брусилов столкнулся с бессмысленными зверствами войны. Он был поражен, ибо одно дело читать или слышать рассказы о зверствах и совсем иное — столкнуться с ними воочию.

Традиции армии, в которой служил Брусилов, были совсем иными. Никогда, даже в дни страшного ожесточения против врага, как, например, в Отечественную войну двенадцатого года, никогда не пятнала себя русская армия расстрелом пленных, зверствами и мародерством. Кровь можно проливать лишь в бою, а в иное время — грех, если то не кровь изменническая, — таков был неписаный, но свято соблюдавшийся закон. Даже к своим казакам, которые вообще-то не прочь были «слямзить» кое-что у противника, в армии относились предосудительно, хоть и хвалили казачью лихость и отвагу в бою. Брусилов всю жизнь оставался верен этим лучшим обычаям нашей армии. Ни молодым поручиком, командиром кавалерийского разъезда, ни генералом равно не совершал он жестокостей к побежденным и насилий над мирным населением.

После окружения Карса часть сил русской армии была брошена на север против крепости Ардаган. От терских драгун был выделен дивизион (то есть два эскадрона), вместе с ними пошел и полковой адъютант Брусилов. Русские войска очень быстро взяли крепость, вся операция заняла не более недели. В послужном списке офицера Брусилова вскоре появилась запись: «За отличие, проявленное в боях с турками 4 и 5 мая 1877 г. при взятии штурмом крепости Ардаган, награжден орденом Станислава 3-й степени с мечами и бантом».

То была первая боевая награда будущего генерала Брусилова. Первая, но не последняя. И поскольку герой этой книги получил за свою долгую военную службу почти полный набор существовавших тогда в России орденов, то здесь самое время сказать хотя бы несколько слов о всей русской орденской системе того времени. Это тем более полезно для читателя, что в русской классической литературе от Пушкина до Чехова постоянно поминаются те или иные награды героев, причем порой эти обстоятельства имеют немаловажное сюжетное значение (вспомним хотя бы хрестоматийно известную «Анну на шее»).

Первый русский орден был введен при Петре Первом в 1698 году — орден Андрея Первозванного. Он стал высшей наградой на протяжении более чем двух столетий, однако получали ее преимущественно особы царствующих династий или крупнейшие сановники. Высшим боевым отличием был орден святого Георгия Победоносца, введенный в 1769 году, подразделялся на четыре степени — им награждались исключительно офицеры и только за непосредственное участие в бою и личную храбрость. Естественно, что заслужить их можно было лишь во время боевых действий. Получить «Георгия» считалось огромной честью для всякого офицера.

Низшей из офицерских наград считался орден святого Станислава, причем за участие в боевых действиях награжденный получал этот знак со скрещенными мечами. Выше «Станислава» шел орден святой Анны, а еще выше — святого Владимира — опять же за боевые заслуги они полагались с мечами. «Станислав» и «Анна» имели три степени, «Владимир» — четыре. Низшая третья степень (для «Владимира» и «Георгия» — третья и четвертая) носились на ленточке на груди, вторая — на ленте вокруг шеи (отсюда известная чеховская «Анна на шее»), а первая — на широкой перевязи у бедра, на груди же при высшей степени полагалось носить звезду — серебряную с эмалью и позолотой или шитую золотой и серебряной нитью.

Итак, будущий полководец получил пока самую невысокую степень самого невысокого ордена. Невысокого, да, но — и это «но» следует очень подчеркнуть! — «с мечами», то есть за боевые действия. А это уже существенно! Ведь большинство «Станиславов», «Анн» и «Владимиров» давалось-то без мечей, за выслугу лет и прочее. Поручику было чем гордиться, возвращаясь вместе с дивизионом к своему полку.