Брусилов

«Я жил в Люблине, — рассказывал позже наш герой, — возился со своей службой, объезжал весь корпус, который был размещен по разным городам и местечкам Царства Польского. Довольно часто бывал в Варшаве и, несмотря на любимое дело и милое общество, томился своим одиночеством. У меня была прекрасная квартира в девять или десять комнат, балкон выходил в великолепный городской сад, и вообще все было ладно, кроме одного — отсутствовала хозяйка».

Это была, так сказать, увертюра к действию, выдержанная, естественно, в духе сентиментально-романтическом. А вот и завязка действия (в том же самом духе, как увидим). Брусилов, как всякий образованный и любознательный военный, пристально следил за литературой на военные темы. С 1907 года в Москве начал издаваться ежемесячник «Братская помощь» («Военно-общественный иллюстрированный журнал», как он официально именовался). И вот в первом же номере журнала, оказавшемся в руках Алексея Алексеевича, он с изумлением и неожиданным волнением обнаружил статьи Надежды Владимировны Желиховской — той самой Наденьки Желиховской, за которой, тогда еще пятнадцатилетней девочкой, невинно ухаживал в Тифлисе молодой штабс-капитан Алексей Брусилов. Было это четверть века назад, но не зря, видимо, говорят, что старая любовь не ржавеет. Юная живая девушка, почти девочка, стройная и изящная, она вдруг вновь всколыхнула чувства пожилого генерала. Как это порой случается, он вновь влюбился в эту незнакомую ему писательницу — Надежду Владимировну Желиховскую, как бы перенеся на нее свои чувства к юной Наденьке.

Далее Брусилов стал внимательно следить за журналом, а за статьями Желиховской особенно. Нет нужды сомневаться, что статьи эти ему очень понравились, и даже позже, много лет спустя, он твердо говорил о серьезности и значительности их содержания. Тут следует пояснить: да, статьи Н. Желиховской действительно очень живы по исполнению, посвящены преимущественно медицинскому делу в армии; глубины в них немного, никаких серьезных мыслей не имеется, зато довольно всякой сентиментальности и даже сладости. Но романтически настроенному генералу это и должно было понравиться — особенно в его тогдашнем состоянии, а позже он лишь повторил то, что крепко осталось в его сердце. Трогало его, профессионального военного, и увлечение далекой романтической возлюбленной делами армейскими.

Летом 1910 года Брусилов по обыкновению поехал путешествовать (против обыкновения — в одиночестве). Из Италии возвращался морем через Одессу. И, как нарочно, он узнал, что Желиховские поселились здесь. О его душевном состоянии в ту пору превосходно рассказал он сам (добавим от себя лишь несколько замечавши в скобках):

«Я помнил, что там живут сестры Желиховские (то есть старшие — мать и тетка Надежды), но решил проехать мимо, не заезжая к ним, тем более что я запоздал в своем отпуске. (Цельная натура, ничего не скажешь: чувства чувствами, но служба прежде всего! Даже когда влюблен.) Странная борьба происходила в это время в моей душе. Мысль моя постоянно возвращалась к Надежде Владимировне… С другой стороны, я себя сдерживал и сам себя убеждал, что я с ней не виделся около двадцати лет и не знаю, что с ней, как она жила все эти годы, захочет ли выйти за меня замуж. Эти переживания были очень тяжелые. С одной стороны, я считал, что моя жизнь кончена, что я должен жить только для сына, и полагал, что если мне нужна женщина, то я мог бы ее найти и без женитьбы; с другой стороны, неотступно стояла мысль, что я непременно должен жениться на Надежде Владимировне».

Редкая, похвальная для мемуариста откровенность и простота. Да, житейские сомнения обуревают немолодого генерала, но помыслы его чисты, он не приемлет серьезных отношений с женщиной иначе как в браке (тут уместно напомнить острые, броские суворовские слова: «ничего, кроме брачного, не приемлю!»). Да, как видно, Брусилов женился на своей избраннице, так сказать, заочно, не видя ее двадцать пять лет.

Сентиментально? Да. Трогательно? Безусловно. А ведь подобная наивная чистота проявлялась в пору, когда среди образованных классов России царило глубочайшее нравственное разложение, когда публично оплевывалось и освистывалось все цельное и чистое, все устойчивое и традиционное. Проказа декадентства, занесенная с буржуазного Запада в салоны столичной богемы, проникала оттуда в широкие относительно общественные круги, угрожая заразить гнусным тем недугом весь наш народ. Открыто восхвалялись всевозможные извращения, пороки, оправдывались любые людские слабости. Культура и нравственность верхних слоев тогдашнего российского общества находились в состоянии глубочайшего упадка и распада. На этом фоне сентиментальная чистота Брусилова служит маленьким, но несомненным подтверждением того, что, несмотря на оглушительный гвалт хулителей и сатанистов, сохранились во всех слоях общества здоровые, не поддающиеся разложению клеточки. Именно они потом, в новой, народной Советской России, дали плодоносящие ростки.