Брусилов

— Старик не подкачал, — заявил тучный капитан авторитетным тоном, по которому все должны были понять, что Сахарова он знает давно. Капитану было на вид лет под шестьдесят. — Я его еще с японской кампании знаю, - пояснил капитан и закашлялся, вместе с брызгами слюны выпуская клубы крепко пахнущего дыма. — Зато Леш опять сдрейфил. В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое германцы атаковали части третьей армии южнее Заречья и заставили их кое-где отойти...

Между тем Сахаров—по словам капитана — 25-го и в последующую ночь вел беспрерывный бой с неизменным успехом. Захвачены 2-й армией Бялогловы, Городища, Плошковцы. Так же удачно действовал другой «старикан» — Лечицкий.

— Он же — ну вылитый запорожец! — воскликнул один из прапорщиков, не принимавший участия в «принципиальном» споре о прапорщиках.— Командарм-9 известен своей неустрашимостью! Еще в мае его армия забрала в плен одного генерала, трех командиров полков, семьсот пятьдесят четыре офицера и тридцать семь тысяч восемьсот тридцать два солдата! Я это еще в училище читал по сводкам корреспондента «Русского слова».

— Однако у вас отличная память, — заметил иронически капитан, видимо ревнуя к славе командарма-9.

Капитан этот, с его преданностью Сахарову и ревностью к лаврам Лечицкого, почему-то очень понравился Игорю. Одет он был в белый китель из кавказской шерсти, в петлице небрежно побалтывался «Георгий».

— Это у вас за майскую операцию? — спросил почтительно Игорь, глазами указывая на орден.

Капитан побагровел.

— Никак нет-с,— ответил он с непонятным смущением.— Нынче я из запаса, еду с пополнением, а этот белячок — за штурм Карса...

Все оглянулись на него с удивлением, но тотчас же продолжали свой разговор, бегло отдавая дань уважения забытому прошлому и сейчас же переходя к своему настоящему.

Игорю стало жаль старика. Он захотел высказать ему, что хорошо понимает его готовность послужить нынешней России и не сочувствует легкомыслию молодых офицеров, пренебрегающих прочной и неразрывной связью былой русской славы с нынешней.

— Брусилов — тоже участник Турецкой кампании и тоже брал штурмом Каре,— сказал Игорь.

— Я имел счастье служить с ним в Тверском драгунском,— подняв на Игоря глаза, оказавшиеся совсем светлыми, по-стариковски влажными от постоянно набегающей слезы, ответил капитан без тени кичливости, как будто не придавал этому никакого особого для себя значения. Не то было, когда он хвалил Сахарова.

И это Игорь тоже отметил.

Вместе е тем он не переставал слушать, что говорили об его фронте. 26-го наступление распространилось по всему Юго-Западному фронту. Легко раненный в руку штаб- ротмистр, улан из 4-го кавалерийского корпуса, севший в вагон вместе с Игорем, особенно подчеркивал, что Брусилов «держал туго натянутыми поводья, управляющие армиями».

— Он не дает им действовать по собственному произволу. До этого наши генералы, оказалось, судя по предыдущему опыту, не доросли! — заявил штаб-ротмистр, и усы его точно разили возможного противника своими остриями, торчащими прямо, как пики на изготовке.

— Удачно наступала и седьмая армия,— вставил кто-то.

— А на всем фронте девятой противник беспорядочно бежал! — крикнул густой бас от дверей, и над головами стоявших офицеров замаячила голова вновь вошедшего.— Я только что оттуда приехал в Ровно... Здравствуйте, господа офицеры!

Вновь вошедший был в расстегнутой у ворота гимнастерке и накинутой на плечи шинели, пот крупными каплями стекал у него по загорелому лбу из-под козырька сдвинутой на затылок фуражки.

— Зато у вас тут под носом творятся безобразия, — продолжал он все тем же густым басом, нисколько не стесняясь высказываться перед незнакомыми людьми начистоту. — Гвардейцы снова, по милости Безобразова, отброшены в свое исходное положение, третья армия ползет черепашьим шагом, восьмая потерпела неудачу, хотя частями Сводного, десятого и шестого корпусов началась переправа через Стоход, и, если бы не Каледин, сбитый с толку манипуляциями ставки, и не возбуждение поляков, которым немцы подсунули прокламации о свободной Польше, быть бы всей армии уже за Стоходом! Концентрическое наступление на Ковель с двух сторон, как задумал Брусилов, провалилось и из-за дерганья Алексеева и явной бестолковости Леша и Каледина.

Офицеры переглянулись опасливо и заинтересованно: никто не знал, кто этот вновь вошедший поручик, прибывший с далекого левого фланга.

— Там все такие, как этот, — шепнул кто-то из слушателей своему соседу,— я их знаю: хамы и набрались этого нового духа...

— Три дня назад,— продолжал громоподобно поручик,— армиям третьей, восьмой и Безобразова приказано Брусиловым перейти к активной обороне, а вчера — я это сам слышал в Ровно — из ставки получена новая директива...

Поручик сделал паузу с явным намерением заинтриговать слушателей и преуспел в этом.

Все разговоры примолкли, даже разгоряченные спором прапорщики вытянули шеи к коридору, ища глазами вновь прибывшего поручика.

— По этой директиве третья армия и армия Безобразова снова отходят в состав Западного фронта на покой!

Все зашумели, сидящие повскакали с места.