Брусилов

Страна устала от войны. Изнемогала от нее и армия. Мелькнувшее было летом 1916 года воодушевление, вызванное успешным наступлением, быстро прошло и постепенно сменилось состоянием безнадежности. Все чаще слышалось в окопах: немцев нам не победить. И солдаты начинают размышлять, и размышления эти все чаще заставляют их внимательнее прислушиваться к тем, кто говорит: а ради чего ведётся война? Что даст русскому мужику овладение Константинополем? Кто выигрывает от войны, кто на ней наживается? Трудны эти вопросы для русских солдат, они политически неграмотны, они и читают-то с трудом, но они думают…

А тут еще и снабжение на фронте резко ухудшается. Вместо трех фунтов хлеба (фунт — 400 граммов) солдатам, находившимся в окопах, стали давать два фунта, а в тылу — полтора. Мяса раньше полагалось фунт в день, теперь же норму урезали до трех четвертей, а затем и до половины фунта. Вскоре пришлось ввести два постных дня в неделю, когда в солдатский котел вместо мяса клали рыбу, большей частью — селедку. Взамен гречневой каши в ход пошла чечевица… И вот генерал Брусилов, национальный герой (так его именовали газеты летом 1916 года, и, несомненно, в глазах многих он был таковым), стал получать анонимные ругательные письма, в которых ухудшение продовольственного положения ставилось ему в вину. Получал он теперь и письма, в которых сообщалось, что войска устали, что нужно прекращать войну и что, если мира не заключат, то его, Брусилова, убьют. Правда, были и другие письма, в которых, напротив, утверждалось, что если царица-изменница заключит мир с немцами, то его, Брусилова, опять же убьют. Не без юмора Брусилов писал впоследствии: «Из этого видно, что для меня выбор был не особенно широк, а в войсках мнения относительно войны и мира расходились».

Среди войск все чаще и шире проявлялась деятельность революционеров. Главкоюзу по долгу службы приходилось заниматься и этим, в частности, рассматривать апелляции на приговоры военно-полевых судов. Тут нелишне будет вспомнить о роли Брусилова в судьбе легендарного героя гражданской войны Г. И. Котовского. В октябре 1916 года Котовский за революционную деятельность был приговорен военно-полевым судом в Одессе к смертной казни через повешение. За день до срока исполнения приговора Котовский обратился к главнокомандующему Юго-Западного фронта с просьбой заменить ему смертную казнь отправкой на фронт в самые опасные места или же, на худой конец, расстрелять. Брусилов помиловал революционера, и до конца своих дней Г. И. Котовский вспоминал об этом с глубокой благодарностью.

В целом для конца 1916 года утверждение о небоеспособности русской армии было бы несправедливым. Она устала, она начала подумывать о мире, но дисциплина в ней еще поддерживалась стараниями офицеров. Другое дело тыл…

В тылу положение осложнялось с каждым месяцем. Экономическая разруха, обрушившаяся на страну, стихийная тяга народных масс к миру с неумолимой последовательностью толкали массы к революции. Осенью 1916 года напряжение нарастало. Каждая очередь за хлебом (а их было несчетное количество в России той поры) превращалась в политический клуб: женщины, старики обсуждали вести с фронта, слухи о близком и желанном мире, не стесняясь в выражениях, ругали власти…

Взволновались и буржуазные круги, так называемая «общественность». С одной стороны, нарастание революционного кризиса, отчетливо ощущаемое, грозило буржуазии катастрофой. С другой стороны — царизм не желал делиться властью с представителями русской буржуазии, а им так этого хотелось! Отсюда и явление, о котором историк H. H. Яковлев пишет: «Брусиловские победы подняли на ноги «общественность», обозначилась крайне тревожная для нее тенденция: скованная железной дисциплиной армия — а о ее введении хлопотал Брусилов — может привести императорскую Россию к успешному завершению войны. Тогда прощайте надежды на власть, победителей не судят. Отсюда задача, которую с величайшей энергией стала выполнять буржуазия с осени 1916 года, — потоком инсинуаций и прямых подрывных действий окончательно скомпрометировать режим. За это дело взялись решительно все руководители буржуазии — от Родзянко до Гучкова».

Председатель Государственной думы М. В. Родзянко взял за обыкновение выезжать в действующую армию. Еще во время наступления Юго-Западного фронта он просил у Брусилова разрешения посетить Особую армию и получил его. Знакомство с Родзянко, настроенным, как казалось Брусилову, патриотически, должно было пойти па пользу делу. Покидая фронт, Родзянко прислал главкоюзу письмо, в котором сообщал, что вся гвардия в негодовании, что ею руководят военачальники, никуда не годные, и т. д. Брусилов использовал это письмо во время споров с Алексеевым о смене командовании Особой армии.