Брусилов

Совещание решило, что Алексеев и главнокомандующие фронтов должны поехать в Петроград, чтобы там попытаться договориться с Временным правительством о совместных действиях по подготовке наступления. Алексеев испросил у премьера — Г. Е. Львова разрешения прибыть в столицу. Выехали экстренным поездом.

Утром 3 мая прибыли в Петроград. Но на вокзале генералов ждал новый военный министр, Гучков ушел в отставку, и его заменил А. Ф. Керенский. Вместе с ним приехавших встречал и командующий Петроградским военным округом Л. Г. Корнилов. Увиденное в столице настроило Брусилова на еще более печальные мысли. Началось с того, что солдаты почетного караула, невзирая на команду «смирно!», продолжали стоять «вольно» и высовывались из рядов, чтобы получше видеть генералов. На приветствие Алексеева отвечали они вяло, как бы с усмешкой, и выражение это оставалось на их лицах до конца церемонии; мимо генералов прошли небрежно, как бы из снисхождения к такому незначительному лицу, как верховный главнокомандующий.

Еще более поразил Брусилова вид самого города, и котором он прожил так долго, но давно не бывал. Улицы, площади и здания были, конечно, прекрасны, как и прежде, но не это бросилось в глаза старому петербуржцу: поражало изменение атмосферы, разительное отличие публики. Не существовало более чиновного, строгого, казенного Петербурга. Вместо него кипел, шумел, волновался, спорил, агитировал, ораторствовал на всех перекрестках и площадях Петроград демократический, Петроград революционный. Он был своеобычен, этот город революций, но и пугающе грозен для генералов, прибывших с фронта.

Председатель Совета министров встретил генералов очень любезно, но и в поведении Львова чувствовалась некая неуверенность: он как раз вел переговоры с Советом рабочих и солдатских депутатов о создании нового правительства, в которое должны были войти эсеры и меньшевики.

Совещание началось в 4 часа на квартире Львова в доме на Театральной площади. Алексеев подробно описал военно-стратегическое положение, главнокомандующие фронтов дополнили его. Общий тон сообщений свидетельствовал, что положение в действующей армии, хотя и очень трудное, но не безнадежное. Генералы хотели одновременно и попугать Временное правительство и в то же время не доводить испуг до степени паники, чтобы побудить буржуазных политиков действовать более активно и решительно.

Обедали у Львова, затем продолжали обсуждение до 11 часов вечера. На следующий день в Мариинском дворце собрались послушать генералов министры, часть членов Государственной думы, депутаты Петроградского Совета. По выражению Брусилова, «говорено было много» — этим страдала в ту пору вся Россия, от края до края и от мала до велика. И, как обычно в таких случаях, толку от разговоров было немного. Содержание своего выступления перед меньшевистско-эсеровскими деятелями Совета Брусилов вкратце изложил так:

«Я говорил, что не понимаю смысла работы эмиссаров Совета рабочих и солдатских депутатов, старающихся углублять развал армии, якобы опасаясь контрреволюции, проводником которой якобы может быть корпус офицеров. Я считал необходимым заявить, что я лично и подавляющее число офицеров сами, без принуждения присоединились к революции, теперь мы все такие же революционеры, как и они. Никто не имеет права подозревать меня и офицеров в измене народу, а потому не только прошу, но настоятельно требую прекращения травли офицерского состава, который при подобных условиях не в состоянии выполнять своего назначения и продолжать вести военные действия. Я требовал доверия, в противном же случае просил уволить меня от командования войсками Юго-Западного фронта…»

Несомненно, Брусилов был искренен, когда говорил о своей преданности Временному правительству и «делу демократии». Но так же несомненно, во-первых, что совершенно напрасно ручался он за «подавляющее число» офицеров, среди них было немало и настроенных открыто контрреволюционно. Во-вторых, искренность намерений следует сопоставлять и проверять делами, о людях, как и о политических партиях, судят не по словам, а по делам. Не приходится сомневаться, что некоторые действия Брусилова (о них — ниже) лили воду на мельницу контрреволюции, хотя он, вероятнее всего, этого и не хотел и не понимал, что делает.

В Петрограде Брусилов впервые встретился с Керенским. Ловкий, удачливый и вследствие того популярный дореволюционный адвокат, обладавший недюжинным красноречием, скорее краснобайством, Керенский в первые послереволюционные месяцы стал кумиром мелкобуржуазных слоев города, интеллигенции. «Душка Керенский» умел производить впечатление — в основном на политических младенцев. Видимо, поначалу он понравился и Брусилову.

Совещание в целом закончилось безрезультатно. Поскольку все же наступать предполагалось, Брусилов просил Керенского приехать на Юго-Западный фронт, чтобы «воодушевить» войска изложением позиции Временного правительства. Керенский обещал.