Брусиловский прорыв

Любопытно, что председатель Временного правительства Александр Керенский твёрдо решил назначить Брусилова главнокомандующим именно во время поездки по Юго-Западному фронту, когда по дороге в Тарнополь они попали в страшную грозу и молнии высветили решение сменить М.В. Алексеева. Сам Керенский вспоминал потом: «Возвращаясь в закрытой машине из поездки по Юго-Западному фронту, мы с Брусиловым попали в небывало сильную грозу. Не знаю почему, но именно в тот момент, когда в окна машины барабанил дождь, а над головой сверкали молнии, мы ощутили какую-то взаимную близость. Разговор наш приобрёл неофициальный и непринуждённый характер, как водится у старых друзей». Сцена трогательная, но белорусский писатель убеждён, что Керенский выполнял задание Антанты по развалу российской армии, ослаблению и развалу страны, а потому поддерживал любые революционные губительные начинания, а более всего — большевиков и Ленина, которых усиленно вооружал и не трогал. Корниловский мятеж Бондаренко вообще описывает по сценарию, повторенному в августе 1991 года: одобрение введения военного положения, чрезвычайного положения и диктатуры в лице Национального совета спасения (или лично Корнилова), потом разворот на 180 градусов, обвинение в мятеже, арест и дальнейший развал. Но всё это будет чуть позже, а книга эта — о Брусиловском прорыве, который к революции 1917 года, увы, остался уже в прошлом…

ПОЭТЫ НА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

В самом начале революции я твердо решил не отделяться от солдат и оставаться в армии, пока она будет существовать или же пока меня не сменят. Позднее я говорил всем, что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило.

Алексей Брусилов

Не бросать своего народа — в этом призыве судьба всякого солдата-патриота и поэта-гражданина. Лирик фронтового поколения и тонкий литературовед Сергей Наровчатов повторял: «Наше поколение не выдвинуло гениального поэта, но мы создали гениальное явление — фронтовую поэзию Великой Отечественной». Да, этому феномену — поэзии окопников, лирике младших лейтенантов, песням молодых ветеранов — посвящены тома исследований, библиотеки книг и диссертаций. Про Первую мировую, как ни называй её Отечественной — такого сказать нельзя. Даже война с Наполеоном 1812 года ярче и звучнее отозвалась в русской поэзии. Но всё-таки в книге про славные боевые страницы нельзя обойти тех чувств и раздумий, которые, как всегда было на Руси, ярче всего отразились в поэзии. Сам герой этой книги — генерал Брусилов был отличным педагогом и воспитателем не только потому, что долгое время возглавлял подготовку высших кавалерийских кадров, изучая и закаляя характеры подчинённых, но и благодаря тому, что как образованный и умнейший человек понимал, насколько важно уловить настроения в воюющей многонациональной армии, среди мирного разноплеменного населения, включая завоёванное, благодарное или злопамятное.

Особенно его, конечно, заботило моральное состояние войск и просто элементарное просвещение солдат. Недаром он возмущался никчемной работой царского агитпропа, как мы сегодня бы сказали: «Еще хуже была у нас подготовка умов народа к войне. Она была вполне отрицательная… Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову — как будто бы ни с того ни с сего. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать — было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя.

Что сказать про такое пренебрежение к русскому народу?! Очевидно, немецкое влияние в России продолжало оставаться весьма сильным. Вступая в такую войну, правительство должно было покончить пикировку с Государственной думой и привлечь, поскольку это еще было возможно, общественные народные силы к общей работе на пользу родины, без чего победоносной войны такого масштаба не могло быть. Невозможно было продолжать сидеть на двух стульях и одновременно сохранять и самодержавие, и конституцию в лице законодательной Думы.