Бруски. Книга IV

…Кирилл очнулся. Вставил штепсель. Растрепанный, остановился перед Стешей. И тут вдруг он понял, что совершил то самое, чего никогда не прощают женщины. И, поняв это, он повалился рядом со Стешей, выдавливая из себя:

– Омерзительно!..

Он так и заснул в ногах у Стеши. Он спал крепким, богатырским сном, как всегда спят измотанные здоровяки, и во сне что-то бормотал.

Стеша пришла в себя позже, когда ночь уже гуляла над заводом. В кабинете было тихо. Открыта форточка. Значит, тут была Аннушка. Стеша поднялась с дивана, посмотрела на Кирилла – огромного, растрепанного, и первое ее движение было погладить его голову, но она оторвала руку, точно прикоснулась к чему-то мерзкому, и, подойдя к столу, написала:

«Кирилл. Милый, славный Кирилл… тот, которого я знала раньше. Я уехала в Широкий Буерак – к маме. Начну все сначала. Зачем ты это сделал? Может быть, когда-нибудь встретимся. А теперь прощай и не думай приезжать ко мне. Я тебя выгоню так же, как я когда-то выгнала Яшку».

И она уехала.

5

Стеша села в жесткий вагон. Она могла бы сесть и в мягкий, но боялась встретиться там со знакомыми Кирилла, а в это утро ей не хотелось говорить не только с Кириллом, но и с кем бы то ни было из знакомых: все люди, которые окружали ее на заводе, в это утро для нее стали не только далекими, но и противными. Ей казалось, все знакомые давно уже знали о связи Кирилла с Феней и часто потешались над Стешей за ее спиной. Да, да, потешались, издевались, а она – ой, какая она была глупая! – она ничего не подозревала. Она преклонялась перед ним, оберегала его – и все это в те дни, когда он ходил к Фене и ночевал у нее. А вчера? Что он сделал вчера!.. Она могла бы ему простить все, даже то, что он оставил у Фени в спальне свои часы и не сказал сразу же о своем чувстве к Фене. Да, да, она могла бы простить ему все. Что ж, ведь в чувстве своем никто не волен. Нельзя же любить или ненавидеть по заказу. И ничего такого скверного нет в том, что Кирилл полюбил Феню. 'В этом только обида для Стеши, но ничего предосудительного. Да, она могла бы простить ему все, но простить то оскорбление, какое он нанес ей вчера у себя в кабинете, она не могла. Вот и теперь она старается вызвать в памяти того Кирилла, который был рядом с ней, когда она рожала малого Кирилла… и не может: перед ней стоит вчерашний Кирилл, обезумевший, с раскрытой пастью, зверь.

– Ненавижу. Ненавижу, – прошептала она и вошла в вагон. Она не вошла, она вбежала в вагон: ей хотелось как можно скорее покинуть все места, напоминающие его – Кирилла, ее – Феню, ее – Стефу, которая теперь, очевидно, бегает по знакомым и разносит все то, что так доверчиво передала ей Стеша.

Вагон был переполнен колхозниками, рабочими, женами, едущими с побывки от мужей, ребятишками. Вагон гудел людским говором, руганью, дымил махоркой, а на полу повсюду валялись клочки рваных газет, блестели ошметки грязи, плевки. Первое движение Стеши было – все прибрать, вычистить. И она невольно вспомнила свою чистую, уютную, в шесть комнат квартиру, две кровати под карельскую березу, дубовый тяжелый комод, гардины на окнах, трюмо, кабинет Кирилла.

Она крепко сжала в руках малого Кирилла и присела рядом с незнакомой женщиной… и ее что-то дернуло, что-то потянуло назад. Назад! Бежать назад, упасть на колени перед Кириллом и просить, молить его о том, чтоб он все забыл, чтоб вернулся к ней, стал бы прежним Кириллом… и тогда она… Ах, ей ничего не надо. Она готова на все длинные годы посвятить себя Кириллу, его сыну, Аннушке… и если он захочет, она будет еще рожать – одного, другого, третьего. Сколько он хочет.

Стеша сорвалась с места, кинулась к выходу, но поезд дрогнул и тронулся.

«Кирилл, милый, прощай!» – мысленно прокричала она и долго, пока поезд не перевалил через гору, стояла у окна.

– А у меня Миколай механиком на заводе, – заговорила женщина. – Пра. Чудно: то лапти ковырял, а теперь механик.

– Вот и подберет себе там кралю, а тебя по загривку, – послышался голос с верхней полки.

– Ну нет. Ему скоро квартиру дадут, и я вот со всем этим гнездом, – она показала на своих двух дочурок, – к нему. Принимай.

Стеша долго всматривалась в женщину – веснушчатую, широкоскулую, с большими голубыми глазами, ядреную – и старалась представить себе ее Миколая.

«Вот ведь живут, – думала она, – и ничего другого не желают, кроме как новую квартиру. А у нас все было, а вышло как-то…»

– Куда ехать собралась? – обратилась к ней женщина. Женщине было весело, ей, очевидно, просто хотелось поговорить. – А парень-то какой растет, – и погладила по голове Кирилла малого.

Кирилл малый нахмурился и сбросил с головы ее руку.

– У-ух, сердитый. А у меня для тебя невеста есть. – Женщина подвела к Кириллу малому свою старшую дочурку со вздернутым носом и с такой же вздернутой косичкой. – Вот, как раз по тебе.

Кирилл малый удивленно посмотрел на мать.

– А он еще ничего не понимает, – засмеялась Стеша и привлекла девчушку к себе.

– Да ну? А у нас уже выбирают. Машка, – обратилась женщина к своей дочурке, – ты кого женихом себе выбрала? А? Чай, скажи.