Брынский лес

— И немцы говорят то же. Спроси у любого лотаря, какой он веры, так и тот ответит, что он христианин… Да что толковать об этом!.. Вот тебе мой ответ, Дмитрий Афанасьевич: если б мне сказали, что дочь моя умрет сегодня же, коли я не выдам ее за того, кто исповедует никонианскую веру, так я бы пошел и сам сколотил ей гроб. Прощай, молодец.

Хотя Левшин и должен был ожидать этого решения, но оно поразило его как внезапный громовой удар. Как бы ни был уверен подсудимый, что для него нет никакой пощады, но он все еще чего-то надеется и его, конечно, не столько поразит прощение, которого он не мог ожидать, чем строгий приговор, к которому он был уж приготовлен. Прошло несколько минут, а Левшин все еще не мог опомниться: он стоял неподвижно на прежнем месте. В голове его не было ни одной мысли; он смотрел и ничего не видел, повторял последние слова Андрея и не понимал их; но на груди его лежала свинцовая гора, и он, хотя смутно, как во сне, однако ж чувствовал, что с ним случилось что-то ужасное. Может быть, Левшин пробыл бы еще долго в этом полусознательном состоянии, если б не послышался ему в двух шагах голос верного его слуги.

— Пожалуй, Дмитрий Афанасьевич! — сказал Ферапонт. — Все готово. — Теперь-то настоящая и езда: по холодку ехать и коням легче и нам привольнее. Да нас же, — продолжал он вполголоса, — только что не в шею отсюда гонят!.. Поедем, батюшка!

Левшин молча пошел вслед за Ферапонтом; они сели на коней, и когда выехали за ворота скита, из сторожки выглянула Дарья и сказала шепотом Ферапонту: «Смотри же, голубчик, не забудь: Аксинья Никитишна».

— Небойсь, лебедка, не забуду! — промолвил также шепотом Ферапонт.

— Ну, прощай, добрый молодец!

— Прощай, мое солнышко весеннее! — сказал Ферапонт, подмигнув Дарье и надевая набекрень свою войлочную шапку.

IV

Когда наши путешественники отъехали с полверсты от скита, Ферапонт сказал своему барину:

— Ну, батюшка, какого мы дали крюка!.. Я все расспросил порядком. От постоялого двора, где мы вчера кормили, до села Толстошеина считают с небольшим двадцать верст; а теперь нам придется ехать верст шесть до одного раскольничьего скита: в нем живут какие-то федосеевцы, с которыми Андрей Поморянин и знаться не хочет. От этого скита до полсела Куклина без малого Пятнадцать верст, а от Куклина до Толстошеина, почитай, тоже, ан и выходит гораздо за тридцать. Да это бы еще ничего, а вот что худо, Дмитрий Афанасьевич: лошадки наган сенца пощипали, а овса-то не успели перехватить. И на водопой их не водили… Да что это хозяин наш так заторопился?.. Как разбудили меня, я вскочил — глядь: а уж кони оседланы!.. Вот они раскольники-то, батюшка!.. Нет, мы, православные, не так гостей принимаем: кушай вдоволь, спи себе до полудня, прохлаждайся, а пришла пора ехать, так мы и ворота на запор!.. А это что? «Просим, дескать, милости!.. Рады гостю дорогому… Только не засиживайся, а не то в шею!..» Ну, что, батюшка, успел ли ты намекнуть Андрею о своем дельце?..

— Он все знает, — сказал Левшин.

— Ну, что ж?

— Что, Ферапонт!.. Не судил мне Господь быть счастливым!

— Как так?.. Да неужели он не выдает за тебя своей Дочери?

— И слышать не хочет!

— Нет!.. Да что ж он — рехнулся, что ль! Коли ты ему не зять, так за кого же он хочет выдать свою дочь?.. Ах, он, балахонник проклятый!.. Уж не прочит 'ли он свою дочку за какого-нибудь знаменитого воеводу? лишь, боярин какой!.. Сермяжник этакий!.. Да ты, батюшка, не кручинься, — продолжал Ферапонт, посматривая с участием на своего барина. — Это еще дело поправное.

А как ты его поправишь? — сказал Левшин. — Уж ее думаешь ли ты, что я забуду Софью… полюблю Другую?..

— И это бывает, Дмитрий Афанасьевич…

— О нет, Ферапонт!.. Я уж тебе говорил, что без нее и жизнь мне не красна… Мне и прежде было тяжело, а теперь… о, теперь… я, верно, зачахну с горя!.. Да не качай головой: вот как тоска сведет меня в могилу, так поневоле поверишь!..

— Эх, батюшка барин!.. Да почему ж ты говоришь, что тебе стало теперь еще тяжелее? А прежь сего знал ли ты, где живет твоя красавица?

— Нет. Я не знал даже, кто ее отец и как его зовут.

— Ну, видишь ли!.. Вот тогда было от чего кручиниться— поди-ка, отыщи на святой Руси того, кого не знаешь по имени!.. А теперь то ли дело: ты знаешь, где она живет, да и мы-то станем жить близехонько: от села Толстошеина до Андреева скита рукой подать… Мало ли что может случиться? Верней всего, что сам Андрей спохватится. Ведь он это так, сдуру тебя ошеломил!.. А не то хотел почваниться да поломаться над тобой. Погоди, батюшка, перемелется рожь — будет мукой!.. Дочка станет к нему приставать, а ты меж тем весточки от нее получать будешь.

— Весточки!.. Да через кого же?