Брызги шампанского

Столицей Беарна тогда еще был Морлаас, однако Совтерр являлся любимым городом Гастона, и счастливый молодой человек хотел справить свадьбу именно там. Стоит отметить, что сочеталась браком молодая пара исключительно по любви. Собравшаяся толпа зевак неотрывно смотрела на юную невесту (девушке было всего пятнадцать лет), такую робкую и так мило красневшую при одном только взгляде на своего суженого. Тот был и впрямь очень хорош собой: статный молодец, привыкший с детства к походам в горы и к изнурительным охотам на медведей, что было его главной страстью. Рядом с ним девушка казалась совсем еще крохой.

Она полюбила его еще давно, с того самого дня, как тот явился ко двору ее брата, Санчо IV Наваррского. То было одно из тех любовных озарений, какие случаются порой с исключительно чистыми душой людьми, ведь до знакомства с Гастоном Санчия была полностью уверена в том, что ее предназначение – служить Господу. Она считала, что по воле Божьей должна была уйти в монастырь и молиться вдали от жестокостей окружающего мира. Но рядом с таким мужчиной, как Гастон, жизнь начинала играть новыми красками. С ним девушка чувствовала себя защищенной. Свадьбу справили в торжественной обстановке, под стать высокопоставленным гостям сего торжества. А вскоре ночью, в одной из спален замка, Санчия познала истинное счастье.

Увы, счастье было недолгим! В преддверии зимы, вечером, когда ледяной ветер кружил по дорогам и трактам снежные хлопья, Санчии принесли тело ее смертельно раненного мужа. Медведь, на которого Гастон вышел в одиночку, по всей видимости, неплохо защищался. Растерзанная грудь охотника едва вздымалась, он уже почти не дышал. Когда его переложили в кровать, скрыть ужасную правду от жены не представлялось возможным. Однако слуги все же попытались умолчать о трагедии, ведь девушка была беременна и разродиться должна была уже совсем скоро. Впрочем, Санчия была крепкой, как физически, так и морально, да и смерть на охоте в те времена не считалась таким уж редким явлением…

Узнав о смерти любимого мужа, Санчия упала в обморок, затем, придя в себя, горько расплакалась. Собраться с силами и успокоиться она смогла лишь тогда, когда ей мягко объяснили, что отныне она должна заботиться о своем ребенке, ведь ему предстояло стать наследником.

Роды начались спустя месяц, холодной январской ночью, когда даже огонь в гигантском камине был не в состоянии отогреть сырые стены. Слуги сновали из кухни в спальню роженицы, нагруженные тазами с кипящей водой, которая стремительно остывала, так что до самой Санчии она доходила чуть теплой. Вокруг кровати собралось много людей, а в центре, на мятых простынях, девушка корчилась от страшной, неестественно острой боли. Местный врач ободряюще держал ее за руку, однако лицо его было мрачным: ребенок не выходил слишком долго!

В действительности малышу потребовалось два дня и две ночи, чтобы появиться на свет, но когда это случилось, и слуги, и врач – все, как один, перекрестились: то было настоящее чудовище, адское отродье. Все вздохнули с облегчением, когда он умер спустя несколько минут. Многие задавались вопросом: каким образом столь прекрасная пара могла дать жизнь такому монстру? Но врач взял со всех присутствовавших клятву: никому не рассказывать о том, что они видели. Все, разумеется, согласились.

Но есть языки, которые ничто не в силах остановить. Одна из служанок рассказала о произошедшем своему мужу, а тот рассказал своему брату, который, в свою очередь, рассказал своей жене. Короче говоря, вскоре тайна стала известна решительно всем. Люди снова стали обсуждать причину рождения столь ужасного создания. Некоторые поговаривали, что виной тому – некий нищий, который на самом деле был колдуном. Мол, на свадьбе, прежде чем подать нищему милостыню, Санчия брезгливо отстранилась от него, за что он ее проклял.

Те, кто так считал, были, в общем-то, вполне добрыми и славными людьми. Но подавляющее большинство придерживалось иной версии. То были сумасброды, охочие до свежих сплетен и всякой чертовщины. Они утверждали, что молодая графиня изменила своему супругу с самим дьяволом, а после пыталась спровоцировать выкидыш. Некоторые даже считали, что она убила младенца собственными же руками. Слухи росли, обрастали все новыми нелепыми подробностями и вскоре распространились по всей стране, вплоть до пика горы Балайту и до Наварры.

С каждым днем под стенами замка собиралось все больше разгневанных людей, так что стражникам приходилось круглосуточно бдеть на своих постах. Охрану решено было удвоить, когда обезумевший люд принялся осаждать крепость, выкрикивая угрозы и призывая сжечь неверную жену.