Брызги шампанского

– Женя! – произнесла она врастяжку, решив, видимо, что я созрел для осмысленного разговора. – Женя... ну как ты не можешь понять простых вещей? Что ты там напридумал своей глупой головой, – она потрепала ладошкой мои волосы, и я, кажется, в самом деле устыдился. – Ну, задержалась я, неважно где... если хочешь, скажу. Целомудренно и невинно задержалась. Пришла домой, а хозяйки нет. Дверь закрыта. То ли она ключ не оставила, то ли с ней что-то случилось, не исключено, что и я могла этот несчастный ключ потерять... Куда деваться? Ну скажи – куда мне деваться? И я направилась к дому, где всегда встречала тепло и ласку. Конечно, я не надеялась тебя здесь застать, ты сам говорил, что уезжаешь в Ялту. И решилась. Прости.

Ее глаза были совсем рядом, темные мокрые волосы обрамляли загорелое лицо, она смотрела на меня снизу вверх и казалась еще меньше, еще беззащитнее, чем обычно.

И я сдался.

– Выпьешь что-нибудь?

– А что у тебя есть?

– Каберне.

– По-моему, это самое лучшее, что может быть в моем положении. Красное вино быстро поставит меня на ноги.

– На ноги? – ужаснулся я. – В горизонтальном положении ты выглядешь гораздо лучше! Просто потрясающе!

– И опять согласная, – рассмеялась Жанна, и мне ничего не оставалось, как вынуть из шкафа бутылку каберне коктебельского розлива.

Первые стаканы мы выпили залпом, и после этого я в самом деле растер Жанну махровым полотенцем. Потом вино неожиданно кончилось, и мне пришлось открывать вторую бутылку, которая тоже оказалась не слишком емкой, не слишком. Из закуски у меня нашелся только солоноватый белый сыр с базара. Второй бутылки каберне нам оказалось вполне достаточно, и друг друга нам тоже оказалось вполне достаточно. Мне больше никого не хотелось, ей, надеюсь, тоже.

Мы лежали рядом в полной темноте, и только молнии время от времени вырывали нас из небытия и освещали нервным голубоватым светом, сопровождаемым запаздывающими раскатами грома.

– А знаешь, у меня неприятности, – неожиданно сказала Жанна.

– У тебя?! Не верю.

– Тот рыжий лейтенант достает последнее время.

– Достает или пристает?

– Если бы приставал... Я бы знала, что делать.

– Что его смущает в твоей жизни?

– Его смущает та ночь, когда под твоими окнами человека убили.

– Ты плохо себя вела в ту ночь?

– Нашелся какой-то свидетель, придурковатая старуха... Она утверждает, что видела меня в тот вечер с тем типом.

– Тип, естественно, не может ни подтвердить ее показания, ни опровергнуть, – я все никак не мог настроиться на серьезный лад, хотя понимал, уже прекрасно понимал, что не зря затеяла Жанна этот разговор.

– Женя, мне не до шуток.

– Он подозревает тебя в убийстве?

– Может быть. Хотя, мне кажется, и сам в это не верит. Сегодня опять на допрос.

– Пошли его подальше.

– Не могу. Я на крючке. Он все мои данные уже знает – адреса, телефоны, место работы... Женя, помнишь, когда тебе понадобилось, я сказала, что была в ту ночь с тобой... Помнишь?

– Ну? – произнес я в полном смятении – я никогда не просил Жанну говорить подобное, никогда не нуждался в ее помощи, в ее показаниях, ложные они или истинные. Да, она сказала следователю, что в ту ночь была со мной. Но я ее об этом не просил. И тут до меня дошла маленькая, но очень важная подробность – оказывается, она не мне создавала алиби, совсем даже не мне... Себе. Значит, уже тогда допускала, что оно ей понадобится. А это говорит о том, что придурковатая старуха могла и в самом деле видеть ее с Мясистым.

Интересные выстраиваются предположения...

– Я не поняла, – Жанна даже чуть приподняла голову с моего плеча. – Ты помнишь тот наш разговор или не помнишь?

– Очень хорошо помню. Каждое слово.

– Ну вот, – рассудительно произнесла Жанна, и я почувствовал, как она кивнула головкой на моем плече. – И прекрасно. Я думаю, твои слова успокоят этого настырного дознавателя.

– А где старуха могла видеть тебя с пострадавшим?

– Спроси у старухи.

– Хорошая мысль.

– В самом деле будешь проверять мои показания?

– Конечно.

– Ты рехнулся!

– Нет, рехнулась ты, потому что перестала понимать шутки.

– Да? – удивилась Жанна. – Тогда наливай.

И мне ничего не оставалось, как открыть третью бутылку. Закутавшись в одеяла, мы расположились в креслах на лоджии, пили красное вино каберне, закусывали белым овечьим сыром и прекрасно себя чувствовали в эту шумную, посверкивающую ночь. Я не спрашивал у Жанны, откуда у нее взялось в такое время стальное полотно, где она раздобыла фонарик, как догадалась, что с помощью этой узкой пластинки можно откинуть крючок на моей двери...

Зачем?

Без всех этих вопросов ночь была так хороша.

Уже начинался рассвет, и острые контуры кипарисов на фоне светлеющего неба выделялись все четче, все резче, гроза уходила в горы, и уже оттуда слышались ее глухие неудовлетворенные раскаты. Будто она не всего добилась здесь и теперь, с рассветом, вынуждена уходить к себе, в недоступные бездонные ущелья.