Брызги шампанского

Вроде и ничего особенного не сказал Курьянов, слова самые обычные, даже как бы и несамостоятельные – просто поддержал друга в разговоре, – стройка, дорожка, крыша. Но дохнуло холодком на Гущина, дохнуло, и он поначалу даже не мог понять, откуда, от каких слов старого доброго знакомого вдруг потянуло могильным холодом. И поначалу не мог сообразить, что такого сказал ему Курьянов. Гущин подавил в себе настороженность, сумел подавить, тем более что собеседник был все так же добродушен и улыбчив. И лишь через несколько дней, снова и снова прокручивая в памяти этот разговор, Гущин вышел все-таки на те слова, которые его насторожили в кабинете. Курьянов несколько раз повторил слово «крыша», со значением повторил, связал с жизненными невзгодами. Но и тогда, через несколько дней, Гущин лишь упрекнул себя в излишней подозрительности и успокоился.

А зря.

– Да, Толя! – как бы спохватился Гущин. – Подписал бы ты мне одну бумаженцию, – он даже не сказал бумагу, документ, платежку, нет, все было гораздо проще и невиннее – бумаженция.

– Нет проблем, – и до того, как Гущин в пачке бумаг успел найти нужную, Курьянов по рассеянности и дружеской готовности помочь взял, не выдернул, а все-таки взял у него из рук всю стопку. – Сейчас я тебе столько подписей наставлю, столько штампов и печатей, что тебе в них и не разобраться, – продолжал куражиться Курьянов, не обращая внимания на суматошные попытки Гущина показать тому только одну нужную в данный момент бумагу. Но Курьянов, видимо, поддавший уже в этот день, плотно уселся на свой стул, положил перед собой пачку гущинских бумаг, надел очки, нашел ручку...

И надо же тому случиться, а так и должно было случиться, думал потом Гущин, что в кабинет вошла секретарша и срочно куда-то Курьянова позвала. Дескать, от очень большого человека очень важный звонок срочности просто необыкновенной.

Курьянов в полном ужасе, ничего не соображая, хлопнул себя жаркой ладонью по лбу, так что, кажется, брызги пота полетели в разные стороны – дескать, как я мог забыть, как мог забыть?! И, в упор не видя заметавшегося Гущина, сунул все его бумаги, совершенно механически, не понимая, что делает, бросил все его бумаги в стол, захлопнул ящик и выскочил из кабинета, на ходу отдавая какие-то указания, матеря водителя и еще кого-то, скатился вниз, сел в машину и был таков.

Все.

Гущин попытался было объяснить секретарше, что его лучший друг Толя в суете не вернул бумаги, но та только руками развела.

– Извините, Борис Петрович... Я вас очень люблю, но лезть к начальству в стол мне не позволено. Подождите Анатолия Анатольевича, он вот-вот вернется. В крайнем случае, приходите завтра утром и все получите в целости и сохранности.

Даже в этот момент Гущин не заподозрил подвоха – так ловко, так неуловимо быстро все было проделано, с таким мастерством, что даже он, ловкач и пройдоха, не смог ни в чем упрекнуть Курьянова, не смог ни в чем заподозрить.

А напрасно.

Через полчаса в приемной раздался звонок.

Звонил Курьянов.

И сказал секретарше таковы слова:

– Наденька, у меня в столе, в центральном ящике, лежат документы в целлофановой папочке розового цвета.

– Это которые Гущин оставил?

– Так вот об этой папочке, – в голосе Курьянова появилось совсем небольшое количество металла, и секретарша поняла, что вопросов задавать не следует. – Ты, пожалуйста, закрой приемную на ключ, хорошо меня слышишь? Возьми эту папочку и на ксероксе каждую бумажку, обе стороны... Повторяю – каждую бумажку. Если в папочке окажется трамвайный билет, то и обе стороны билета... Все поняла?

– Я все сделаю, Анатолий Анатольевич.

– Немедленно. Я позвоню через десять минут, и ты мне скажешь, что розовая папочка с документами опять лежит в моем столе. А копии, в другой папочке, тоже лежат в моем столе. Но в тумбочке.

– Все поняла, Анатолий Анатольевич.

– Я позвоню, конечно, не через десять минут, – уже благожелательно добавил Курьянов. – Я позвоню через пятнадцать минут.

– Да, так будет лучше.

Он позвонил через двадцать минут.

– Все в порядке, Анатолий Анатольевич.

– Розовая папочка у меня в столе в центральном ящике?

– Да, там, где и лежала.

– И все документы в том же порядке?

– Да, я все сделала, как вы сказали.

– А все копии в другой папочке у меня в тумбочке?

– Да, Анатолий Анатольевич.

– Целую, Наденька.

– Я вас тоже.

– С меня причитается.

– С меня тоже.

– Как я рад слышать тебя, Наденька, когда ты говоришь такие слова!

– Я тоже, Анатолий Анатольевич.

– Наденька, когда ты меня уже Толиком назовешь?

– Толик, тут Гущин в коридоре колотится...

– Скажи ему, что я буду через полчаса.

Курьянов приехал из соседнего парка, где он пил пиво, действительно через полчаса. Гущин, могущественный Гущин бросился ему навстречу, как мальчишка, дождавшийся отца из долгой командировки.

– Толик! – вскричал Гущин. – Наконец-то!

– Виноват, виноват, виноват! – Курьянов приложил руки к груди и повинно склонил голову. – Там такое решалось, такое решалось... Просто ужас и кошмар.

– А что случилось?