– Дурак потому что, – подвел итог нашему разговору Слава и, встав, решительно подошел к микрофону. Как он представлял Жору Мельника, я не помню, поскольку у входа со стороны набережной появилась Жанна. Она помахала мне рукой, я ответил. Легко проскользнув между посетителями, Жанна подошла к нашему столику и села на стул, с которого только что поднялся Слава.
– По какому случаю пьянка?
– Георгий Сергеевич Мельник сегодня будет читать свои потрясающие стихи. Коктебельский цикл.
– А, знаю! Если ты в чужой постели и, конечно, не один, значит, точно в Коктебеле... Дальше забыла.
– Извините, мне пора, – сказал Жора и покорно, даже как-то подневольно направился к микрофону. Раздались жидкие, пьяные аплодисменты.
Жора стоял у сцены с таким выражением, будто не совсем понимал, зачем здесь оказался и как ему дальше быть, чтобы ответить на обращенные к нему взгляды.
– Ладно, прочту, – сказал он. – Так и быть... Авось что-нибудь из этого получится... Поехали, – сказал он самому себе.
Жора неловко поклонился, помолчал.
– А знаешь, стихи-то – ничего, – сказала Жанна.
– Обалденные стихи.
Жора снова заговорил в микрофон:
Жора продолжал читать стихи, захмелевший лейтенант смотрел на меня с пьяной пристальностью, как смотрят на человека, который двоится в глазах, и ты не знаешь, какой из двух сидящих перед тобой – настоящий. Я понимал, что раздваиваюсь у него не только после алиготе, на которое лег коньяк, но и в его уголовных папках. У меня тоже было не все в порядке со зрением и по той же причине – алиготе плюс коньяк. Рядом сидела Жанна, в полумраке светилось ее загорелое плечо. А потом я вдруг осознал, что Жора давно рядом, гремит оркестр, и Слава, слушая звериные рыки из динамиков, получает неизъяснимое наслаждение. Видимо, он был человеком более современным.
А потом Жора пригласил Жанну танцевать.
И здесь произошло маленькое событие, почти неуловимое, почти незаметное. Когда поэт склонился в полупоклоне перед Жанной, а это было для нее полной неожиданностью, она дернулась было оставить сумочку на месте, но тут же, спохватившись, снова ее взяла, хотя лучше будет сказать – схватила. И пошла танцевать с сумочкой. Но Жора привык к другим манерам. Спокойно и твердо он взял сумочку из рук Жанны и, поскольку она была на длинном ремешке, повесил ее на спинку стула.
И повел женщину в танцующий круг.
Я сидел, отодвинувшись от стола, закинув ногу на ногу, и руки мои лежали на коленях. Но что-то меня зацепило, что-то ворвалось внутрь хмельного моего сознания, и прошло несколько минут, пока я сообразил, в чем дело.
Сумочка!
Когда я это осознал, у меня не осталось никаких сомнений, я твердо знал, что делать. Опустив руки, я в полумраке ресторана нащупал сумочку. Она висела совсем рядом, и открыть ее не составляло труда. Я смотрел на Жанну, она смотрела на меня, мы были едины, пальцы мои в эти же самые секунды, нащупав несложный замочек, спокойно отодвинули один шарик относительно другого и скользнули в сумочку.
У меня не было никаких ожиданий или предчувствий. Просто сработало нечто криминальное, тем более что рядом, с другой стороны стола, сидел бдительно-рыжий лейтенант и что-то говорил мне о своей опасной работе.
Едва пальцы мои погрузились внутрь сумочки, я сразу нащупал, сразу узнал, сразу протрезвел – у меня в руке был холодный ствол пистолета. Я нащупал даже насечку рукоятки, кнопку предохранителя.
Танец кончился, Жанна, счастливо улыбаясь, шла к столику, за ней, поддерживая ее под локоток, шел не менее счастливый Жора. И я счастливо улыбался, глядя на них. А пальцы мои в это время, покинув криминальные внутренности сумочки, легонько соединили два шарика. И я не столько услышал, сколько почувствовал – замочек легонько щелкнул.