Бубновый валет

Но как-то пронесло, обошлось. Алкоголиков-родителей отправили надолго в лечебно-трудовой профилакторий, детей, грязных и оборванных, отдали в детдом. А через некоторое время Иван пришел выпрашивать у Марка холстину. Отдай и отдай. Мол, сердце у него всколыхнулось тоской по истокам. Марк не поверил: не таким Иван человеком был, чтобы проливать слезы над старой картиной, вспоминая утраченную до революции лавку. Иван очень жадным был. Любил, значит, деньги. И Марк, хоть в этих делах не разбирался, задумался: холстина старинная, наверное, это какой-то антиквариат. Не получит от него картины Ванька! Хорош гусь, сам себе все заграбастает — и привет от старых штиблет. Нет уж, давай по-братски: вместе пойдем в магазин, где такие вещи оценивают, продадим, если хорошую цену дадут, а деньги поделим, если уж очень нужны. А по мнению Марка, лучше было бы не продавать семейное достояние, а хранить.

Иван согласился с доводами. Но в вечер после его ухода Марк обнаружил, что холстина исчезла. Марк пришел к нему домой, стал ругаться и требовать отдать семейное достояние. Иван заявил, что холстины не брал и чтобы Марк не смел к нему больше показываться, если ведет себя, как скотина горластая. «Уходи, — сказал, — некогда тут с тобой возиться. Не видишь, у меня ремонт!» И действительно, у него в коридоре стояли мешки с цементом. Грязно было, натоптано…

— Ремонт шел в ванной комнате?

— Я не заметил.

Так поссорились братья, и так получилось, что семейной картины Марк Ивану не простил.

— Это давно случилось?

— Ась?

— Давно, говорю, пропала картина?

— Лет пять… да что я говорю, когда Андрюшка-то умер? Года четыре, пожалуй, в этом сентябре исполнится.

— Марк Владимирович, — заинтересовался Агеев, — а у вас не сохранилось копии картины?

— Какой еще копии?

— Хотя бы фотографии…

— Есть одна старая карточка, где родители наши в своей лавке снимались: там вывеска отчетливо видна.

Марк Владимирович с удовольствием полез в семейный альбом в плюшевой обложке с медными уголками, попутно снабжая Агеева разными сведениями о характере матери, отца, теток и прочих, седьмая вода на киселе, родственников. Карточку он отыскал, но Агееву отказался отдать.

— Вот еще, — заявил он, — последнего напоминания лишиться!

— Но это в ваших интересах. Специалисты сделают заключение, какую ценность представляет ваша картина. Если она окажется ценной, мы будем ее искать. Неужели вы не хотите получить ее обратно?

— Вот приводи ко мне специалистов, пускай они на месте заключение делают.

Примирились они на среднем варианте: Марк Владимирович согласился прогуляться с Агеевым в Москву, где с исторической фотокарточки сделают ксерокопию. За услугу он требовал три тысячи рублей, Агеев, стесненный в оперативных расходах, настаивал на тысяче: в итоге хватило полутора кусков.

Зато, пока то да се, черемуховый чай остыл, что Агеева весьма порадовало.

Не радовало его только то, что дело Степанищева тоже оказывалось связано с искусством. Что за чума такая! А еще говорят, будто снаряд в одну воронку дважды не попадает. Впрочем, Агеев побывал на войне и знал, что это расхожее утверждение не соответствует действительности. Согласно словам мудрого Никитина, для снаряда, попадающего в воронку, существует ученое наименование «Закон парных случаев». Или, по-простецки: «Как только, так сразу». Стоило агентству «Глория» связаться с делом Шермана, как моментально подвалила фамильная картина лавки Степанищевых.

О том, что два дела окажутся связанными друг с другом, Агеев пока еще и не помышлял. Он мыслил оперативно и не любил фантазировать.

В целях научной достоверности, а скорее, для того, чтобы наметить хоть какой-нибудь план дальнейшей работы, Денис Грязнов и отправился к эксперту Николаю Будникову в Музей русского авангарда. Что заставило его признать «Дерево в солнечном свете» творением Шермана? Денис ждал четкого, ясного ответа. А нарвался на лекцию, которая скорее его запутала, чем что-то прояснила.

— Насколько я понимаю, вас волнует вопрос, не ошибся ли я и не является ли полотно Шермана подделкой? — напал на директора агентства «Глория» Будников. Разговор их происходил в подсобном помещении, полном ламп дневного света, оптических приборов вроде микроскопа, сверкающих, похожих на хирургические, мелких инструментов и прочего неизвестного Денису оснащения. Витавший в комнате запах то ли масляной краски, то ли олифы дополнительно воздействовал на психику, заставляя признавать себя полным профаном в присутствии специалиста.

— Ну, не то чтобы… — замялся Денис.

— Нет, вы совершенно правы. Я и сам тысячу раз себя об этом спрашивал. Иначе я не имел бы права называться экспертом. Но решение свое готов обосновать.

Николай вдохновенно и основательно заправил за ухо дужку очков: сегодня очки на нем были в позолоченной оправе.

— Вообще-то, должен признаться, в этом случае я нарушил правила своей профессии. Я выступал скорее как антикварный дилер или свободный эксперт, чем как музейщик… Как вы полагаете, Денис Андреевич, в чем разница между двумя понятиями?

Денис счел вопрос риторическим и промолчал.