Бубновый валет

Телевизионные новости я смотрел редко, и теперь Москва отдалилась от меня именно на две с лишним тысячи километров. Мог бы успокоиться и выкинуть из сознания Сергея Александровича Кочерова. Но никак не успокаивался. К своему стыду и удивлению, то и дело ожидал подвоха или нападения. Когда вблизи меня останавливался самосвал, я чуть ли не вздрагивал. А не выскочит ли сейчас из кабины Торик Пшеницын с монтировкой в руках? Или с автоматом. Или с ледорубом… В конце концов я отругал себя: да что я будто Троцкий в Мексике? И Сергей Александрович в Иосифы Виссарионовичи не годился, и тратить ценные для государства усилия на столь мелкую тварь, вроде меня, вряд ли бы бухгалтерия на известной площади с монументом взамен фонтана сочла целесообразным. И я приказал себе более не вздрагивать и не ждать ледорубов. Что Москве было до начинающего турпасского плотника? И я потихоньку прекратил вздрагивать и ожидать дурного.

Но из Москвы исходила еще одна опасность. И никакие приказы и установления не могли заставить меня забыть о ней. Как и о ее источнике. Впрочем, слово “опасность” вряд ли было теперь уместно. Я это понимал…

Марьин, естественно, узнал мой адрес и наверняка раскусил уловку отъехавшего гражданина Куделина оказаться в месте тихоньком. Старикам я смог отсылать по семьдесят пять рублей в месяц. До востребования. До востребования им и писал. Тратил деньги лишь на пропитание (а позже – и на поездки в Тобольск) и позволил себе выписать два журнала: “Науку и жизнь” и “Вопросы истории”. Вписав на турпасской почте в бланк название журнала, я сам себе удивился: с чего бы это “Вопросы истории”, отчего бы не оставаться читателем “Вокруг света” и “Юности”? Однако рука будто сама вывела эти “Вопросы истории”. И журнал-то был скучный. Две трети его составляли набитые цитатами из классиков Эм-Эл исследования тех или иных периодов партии Победителей… И все же встречались там публикации интересных мне авторов – В. Янина, Р. Скрынникова, А. Ронинсона, В. Буганова, А. Зимина, А. Кучкина, А. Клебанова, С. Шмидта. И других. Но уж совсем возрадовался я (это уже через год), обнаружив в свежем номере журнала заметки К. Алферова и В. Городничего. Приятели мои защитили кандидатские и намеревались стать докторами.

В турпасских подразделениях нашего строительно-монтажного поезда и мехколонны работали и семейные, тридцати – и сорокалетние, но больше всего было молокососов, ребят моложе меня. Они и на лыжах бегали, и мяч по выходным гоняли по снегу. За столовой, я уже упоминал, имелось поле с воротами, угадывались и площадки для баскетбола и волейбола. Стадион. В сенях общежития лежали двухпудовик и штанга с легкими блинами. И, увидев поутру, как я стал подкидывать гирю, уже известный мне шустрый активист Толя Соколенок (из-под Витебска) поинтересовался, что я умею. Летом от Тюмени и до Нижневартовска устраивались чуть ли не Олимпиады.

– Бегал раньше, – сказал я. – Спринт. Средние. Но это в далекой юности… В футбол играл. Вот травка зазеленеет, посмотрите, буду ли я вам чем полезен…

Травка зеленеть не спешила. Но в середине мая распушились, расклеились березы, залиловел багульник на холмах и увалах, заспешила вода в речке Турпас, и в ней заторопыжили катера и баржи, приветливой оказалась прииртышская земля. Повесили сетки на воротах и между столбами волейбольной площадки. Выяснилось (для меня), что шефы нашего СМП из Марийской республики подарили ребятам неплохую форму и кое-какой инвентарь. Я решил без приглашений на поле не выскакивать и вообще поначалу поглядеть, какие у нас в Турпасе спортсмены. Парни были помельче меня, но все крепыши, резкие и азартные. Однако сюда они приехали из деревень, в частности и из марийских, и технику имели не то чтобы дворовую, а – нулевую, про таких в Москве говорят: “Им играть в валенках. Или босиком”. Я понял: коли позовут в команду, чтобы не прослыть московским пижоном, надо будет прикинуться “колуном”, неспешным и неуклюжим. И уж только потом, если игра пойдет всерьез, проявить себя как следует.