Будь готов!

— Разве ж такую вещь ваши дадут с собой унесть? Ни в жизть! Стал быть — сперли! Ну, мы их повязали, а вот теперь вам передаем. Заберите их, ради бога! А на опчество не думайте: опчество ни причем!..

…Тащить двух воров нам было некуда, так что мы расстреляли их километрах в пяти от деревни. Они дико вопили, что они в Магадане отработают, но это, по-моему, они просто крышей двинулись от страха. Я же учил в школе географию СССР и где Магадан представить себе могу. Очень уж далеко, чтобы хоть кто-то мог их туда отправить…

Но после расстрела у нас с Виталием произошел крупный разговор…

— Виталь, ты мне ничего сказать не хочешь?

— Н-нет, — он преувеличенно честно смотрит мне в глаза. — А что?

— Да нет, ничего… Что-то мне показалось, будто ты как-то непонятно прореагировал на известие о пионерах из колхоза. Показалось или нет?

Негуляев долго молчит, задумчиво жуя травинку, а потом:

— Понимаешь, Леш, тут вот какое дело… Были у нас неясные слухи, про какой-то «колхоз»… Вроде и пионеры у них есть… Только вот это — тайна, посерьезнее чем Артек.

— Подожди, подожди… Ну, тайна — это понятно, а чего за колхоз-то? И пионеры у них — это как мы или…

— Да не знаю я! — Виталий огорченно машет рукой. — Сам почти ничего не знаю!

Неожиданно он усмехается:

— Ты про них как бы не больше моего знаешь. Чего вылупился? Не веришь? А зря! А ну-ка, — он понижает голос, чуть придвигается и заглядывает мне в лицо — ну-ка вспомни: когда ты в Псковско-Новогородском анклаве геройствовал, там никого странного не было? И ничего?

Ничего странного? Да там все было странным. Непривычным и странным…

… Мне до сих пор страшно вспоминать все то, что там происходило. Я помню разрушенный Гдов, и горящие окраины Пскова, я помню грохот канонады скандинавских орудий и дикий крик атакующих лопарских частей, я помню как мы, выгрузившись на окраине Пскова, форсировали Великую и схватились в рукопашную со шведским десантом, я помню… Постой-ка! А ведь и верно, были там какие-то странные ребята, которых еще «колхозниками» называли! Точно! Были такие. Сотни две отменно вооруженных и обученных бойцов, каждый из которых стоил десятка скандов… Были такие! Они еще страдали, что у них «ни трактора, ни комбайна, ни молотилки» с собой нет. И командира я их помню: крепкий такой дядька комсомольского возраста. Он еще шапочку смешную носил, а называлась она… называлась она… Тюбетейка, точно! Так это они, что ли?!

Негуляев подтвердил, что именно этих «колхозников» он и имел в виду. Слухи про них смутные и неясные, но строят они государство вроде нашей Пионерии. Только как-то по-своему, но в целом — у нас с ними идейных разногласий нет. Оказывается с этими «колхозниками» уже лет пять, как пытаются наладить контакт, но пока все безрезультатно. Дальше пошла такая высокая материя, что я почти ничего не понял, даже того, кто, собственно, отказывается от контакта: мы или они.

Впрочем, Виталий скоро выдохся, так как и сам знал не больно-то много. Я задал последний вопрос:

— Слушай, а что этот бородач про Магадан говорил? У этих «колхозников» что, самолеты остались? Они на самом деле могут в Магадан отправить?

— Да не знаю я — раздраженно тряхнул головой Негуляев. — Хотя про то, чтобы кто-то кого-то мог в Магадан отправить, это по-моему — сказки. Дурацкие сказки!..

На этом мы и закончили наш разговор, тем более что пора двигаться дальше, а бежать за грузовиком была моя очередь. На бегу много не поговоришь, так что…

…Я с удовлетворением отметил, что дорога, по которой ехал наш трофей и трусили лоси, стала значительно лучше. Теперь это была не просто накатанная по земле колея, а самая настоящая дорога, засыпанная песком и щебнем, утоптанная и ухоженная. Кто бы ни были эти самые колхозники, но дороги они строить умеют.

Вот с этими мыслями я начал подниматься на холмик, который вот-вот должен был перевалить «газон»…

Звук мотора грузовика, ползшего на минимальной скорости, неожиданно оборвался. Не было ни выстрелов, ни криков — просто водитель, пулеметчик Витька Магеров, резко нажал на тормоза и выключил зажигание. С чего бы это? Сейчас спрошу…

Но взбежав на холм, спрашивать я ничего не стал. Зачем, если так все ясно.

С холма открывался вид на широкую реку, мягко поблескивающую в солнечном свете. Невысокие берега, золотящиеся песчаной кромкой, кое-где — заросли осота и камыша, но совсем мало. На другом берегу — березовая, прозрачно-светлая рощица, которую прорезает стрелой та же дорога, что и здесь. А через реку — паромная переправа и будка паромщика на том берегу. Над которой развевается КРАСНЫЙ ФЛАГ!..

Тросы для парома слегка притоплены, а сам паром стоял возле противоположного берега возле небольшой, аккуратно сколоченной пристани. Пристань маленькая, но обыкновенная, чего о будке паромщика никак не скажешь.