Я был вторым из пяти детей в семье. Меня воспитывали родители, которые осознавали важность дисциплины в занятиях и неустанно требовали этого от нас. С пяти лет каждый ребенок в нашей семье должен был упражняться в игре на фортепиано не менее часа в день. Когда мы подросли, время занятий увеличилось до двух часов, а наказание за отлынивание стало строже.
Но это правило касалось не только фортепиано. Мы должны были репетировать по часу на каждом инструменте, на котором играли. При этом каждый из нас играл на нескольких. Я играл на эуфониуме – небольшой трубе с выразительным звучанием – и тромбоне. Почему на эуфониуме? Потому что о нем редко кто даже слышал. Я занимался в подвале по несколько часов в день, пока не приходилось останавливаться на пару минут из-за того, что немели губы. И мои усилия окупились: я стал успешным участником национального музыкального конкурса для дошкольников. У меня не было врожденного таланта. К успеху привела суровая дисциплина.
Но этого было недостаточно. Я помню желание достичь большего, жажду невероятного успеха, бурлящую внутри. Как раз в то время, когда я получил награду за игру на духовых, мой старший брат блестяще выступил на фортепианной сцене. К тому же примерно тогда я решил завязать с фортепиано. И родители не возражали. Внезапно я вернул себе по часу жизни каждый день.
Но произошло нечто странное. Я ловил себя на том, что время от времени сажусь за инструмент. Я играл только ради удовольствия, вслушиваясь, как молоточки ударяют по струнам, и ощущая давление на подушечки пальцев, перебирающих клавиши. И в один прекрасный день меня осенило: я захотел вернуться к занятиям. Я хотел творить искусство за фортепиано.
Поэтому я обмолвился маме, что подумываю возобновить уроки игры и принять участие в государственном конкурсе классической музыки в следующем году. На что она ответила: «Ну, хорошо. Но ведь у тебя прекрасные способности к духовым инструментам. Оставь фортепиано брату». Она не произнесла этих слов прямо, но я услышал: «Ты не потянешь». В этот момент мне больше всего на свете захотелось доказать, что она ошибается. И это стало моей миссией.
С этого начались сотни часов моих целенаправленных занятий. Я планировал превосходно сыграть Опус 3, прелюдию № 2 Рахманинова. Я занимался часы напролет – после школы, на выходных, по вечерам. Десять пальцев играли до-диез минор, и ни один не оставался без дела.
Как только я выучил ноты, я научился их чувствовать. То, как пальцы задерживаются на краю клавиш на полсекунды, а музыка отражается от резонансной деки. Мгновенный мягкий переход из одной тональности в другую. Едва заметная пауза перед самыми динамичными фрагментами, которая заставляет слушателя затаить дыхание.
Через несколько месяцев моя фамилия прозвучала в приглашении на конкурсную сцену. И я повторил то, что делал сотни раз до этого. Я прочувствовал музыку – ее тональность, форму, звуки. Она глубоко тронула меня. И судей тоже. Окончив выступление, я встал и заметил, что у троих из судей на глазах выступили слезы. Спустя несколько часов я узнал, что победил.