Будь мне ножом (ЛП)

Я сказал, ну, не переживай ты так, я же не навсегда уезжаю (каждое наше расставание, даже самое повседневное, кажется нам окончательным) и напомнил, что через несколько дней вернусь (и в каждой нашей встрече присутствует смущение первого свидания). В какой-то момент я чуть не остался, но нет, ушёл, решительно ушёл, чувствуя в душе, что вернусь не таким, как был, что что-то должно произойти, и Майя тоже это почувствовала. Майя сразу чувствует, когда во мне раздувается этот «мужской парус» (если бы она хоть раз сказала, что она меня знает, что не нужно даже говорить об этом, только, давай, начнём всё сначала, с чистого листа, и дадим наконец друг другу всё то, что мы можем дать теперь, когда мы выросли)…

Я вижу, что мог бы так писать и писать всю неделю. А что, неплохая идея…

За минуту до отъезда: я распорядился, и мне все-таки будут пересылать письма из почтового ящика в гостиницу моего изгнания (только не пиши на конверте своё имя), та что, будь добра, не забывай изгнанника!

(Четыре часа дня. Уже на набережной!)

И всё же…

Даже не заходя в гостиницу, я спустился к набережной, плюхнулся на белый стул, зажмурился от солнца и стал размышлять, чем может заняться человек в моём положении в такую вот «последнюю неделю»? С кем он простится с тяжёлым вздохом утраты, а кого встретит хриплым рёвом возбуждения? Не вскочить ли ему в самолёт и не полететь ли во Франкфурт, да, в этот мерзкий Франкфурт, назло всем! Кто узнает, что он пропал? Волшебная неделя, тайная ниша во времени. Там в аэропорту есть огромная гостиница для пассажиров, которые хотят отдохнуть одну ночь во время длинных перелётов. Там человек в моём положении может прожить целую неделю инкогнито в качестве сексуального изгнанника: каждый вечер спускаться в шумный бар и развлекать одну из пассажирок по заранее установленному плану: в первый день — даму, которая назавтра должна улететь в Америку. Во второй — допустим, стройную лекторшу Мельбурнского университета. Третий день он отпразднует с израильтянкой, которая завтра вернётся на родину. Потом — с точёной негритянкой из Берега Слоновой Кости. И так вечер за вечером, а если можно — то и по утрам. Нельзя же пренебречь, например, Индийским полуостровом, Латинской Америкой (и Атлантидой) — твой слуга будет бродить по округлостям мягкого глобуса, пока не распространит своё семя по всем континентам и расам и сможет упокоиться с миром.

Я погружён в раздумья, а из волн уже поднимается толпа бесстыдниц и стучится в мои сомкнутые веки: открой нам, открой! А я смеюсь: ну что за спешка? Я только что приехал! Сегодня раздача Яира ещё не началась…

Послушай, мне трудно усидеть на месте даже четверть часа. Это будет нелёгкая неделя! Что скажешь? Может быть, вместо того, чтобы идти наконец в гостиницу — мне совсем не хочется быть запертым в четырёх стенах — опущу-ка я этого малыша в почтовый ящик, на котором кто-то крупно намалевал: «Сиван, напиши мне!» — и если ты пообещаешь присоединиться ко мне, но не мешать, я рвану отсюда прямо в сторону…

18:30

…Дизенгофа! (А куда ещё может пойти иерусалимский турист вроде меня?) Улица Дизенгофа принимала меня у себя в течение часа, полная очарования, и была необычайно радушна в мягком предвечернем свете. И вот что странно, Мирьям: там совсем не было мужчин, только я и тысяча женщин. Я шёл, опьянев, каждую минуту окунаясь в облако духов другой прохожей… Есть духи, от которых я сразу же схожу с ума, перед моим взором проносятся целые сексуальные истории, и я уверен, что каждая из этих женщин тоже слышит, как стучит барабан в чреслах моего сердца в ту долю секунды, которая, как ты знаешь, проходит между тем моментом, когда ты видишь женщину, и когда до тебя долетает её запах, между молнией и громом. Ты бы видела, как я сновал между ними этаким «передвижным банком спермы»! Надеюсь, ты не сердишься на меня за это маленькое воодушевление, — в этом нет ничего против тебя или как-то связанного с тобой. Просто — отпуск от самого себя, возможно, даже от нас обоих, от ужасной тяжести, накопившейся между нами за эти месяцы. Только не сердись (и не вздумай вернуть мне это письмо нераспечатанным!). Поддержи меня в эту неделю, ты ведь тоже уезжала в Галилею на недельку, как мне помнится.

Ну вот, начинается! Опять эти споры, от которых, я надеялся, мы уже избавились. Мне было так хорошо (до этой самой минуты)… Я возвращаюсь на набережную подзарядиться от предзакатного света и запаха моря и сверкающих тел. Захочешь — приезжай.

3 октября

Здравствуй, Мирьям!

Не знаю, получила ли ты уже то, что я отсюда отправил. Сказать по правде (горькой), я даже надеюсь, что не получила, и что вчерашняя «троица» испарилась где-нибудь по пути из Тель-Авива в Иерусалим.