Будь мне ножом (ЛП)

Ты говорила не тем удовлетворённым голосом, который обычно бывает у тебя «после», а каким-то умоляющим — я услышал что-то новое в твоём голосе — не минутный каприз, а глубокое желание, и мне показалось, что я понял, чего ты хочешь, и почти поддался тебе. Расслабившись, чтобы ты не подумала, будто что-то во мне протестует, и чтобы ты не услышала того ворчуна во мне, который недоумевает, что это с ней, чего ещё ей нужно, она же уже получила своё, — а ты, словно услышав, прошептала: «Даже если захочешь — не выходи, потерпи ещё чуть-чуть», — и я спросил с нервным смешком: «Что это — опыты над людьми?» Ты не ответила и только прижалась ко мне мягкой тёплой грудью, будто говоря со мной ею. Я слышал твоё дыхание у себя в ухе и был слегка растерян — не хотел тебя обижать, чувствуя как ты погружаешься в одно из своих «женских» состояний, которые всегда слишком глубоки для меня, — но мой член сжался, как всегда в минуты трансцендентальных размышлений. Ты не выпускала его из себя — и не забудь, что я был голоден, как всегда «после», и лежал неспокойно, чувствуя, что судьба моя в руках чужого человека. Странно, что ты стала чужой после такой близости, и твои объятия были для меня немного слишком интимными в эту минуту. Я думал, когда же тебе надоест эта игра, когда ты перестанешь загадывать про себя желание. Я чувствовал, как твои глаза зажмуриваются вокруг моего члена с определённым умыслом, моя рука затекла под твоей спиной, и ремешок часов запутался у тебя в волосах. Я мечтал заснуть, и чтобы он — покойник — как-нибудь выскользнул, и мы улыбнулись бы и забыли об этом, но ты беззвучно прошептала — нет, помоги мне удержать его внутри, и я почувствовал, что ты читаешь мои мысли.

У меня в горле уже собрался мохнатый комок горечи, и ты, чувствуя это, не переставала шептать мне в ухо, как молитву, чтобы я побыл с тобой, а не с ним, «со мной будь, со мной», и я напомнил себе, что завтра нужно заняться гимнастикой для спины, и занялся составлением списка дел, которые ждут меня на работе — я слишком запустил там всё — а ты шептала мне что-то в самое ухо, но так близко, что я ничего не слышал. Ты нежно лизнула меня, и мы оба возбудились. Мой головастик воспрял и забил хвостом, и твоё море было готово забурлить ему навстречу. Я подумал, что это будет неплохо, давно уже мне не случалось «воспрянуть» два раза подряд, не выходя, интересно, получится ли. Твоё тело подалось ко мне, я перебрал пальцами твои позвонки, лизнул твою солоноватую шею, и подумал, что слово «плоть» звучит немного по-мясницки, но когда я произношу про себя «плоть Мирьям», это слово окутывается лёгкой вуалью нежности и красоты. Я сказал про себя: «Её плоть, тело, бёдра», — и почему-то вспомнил Майю, и эта мысль заставила меня сжаться, и весь густой сок втянулся обратно в позвоночник, голова тяжело опустилась, и я сказал: «Нет, ничего не получится», — а ты сказала: «Только не выходи, это неважно, ты только не выходи сейчас», — и я сердито спросил: «Хорошо, но как долго?» — А ты пробормотала как во сне: «Пока не станет страшно».

Я подумал, что это не страшно, а просто неприятно, нужно слушаться тела, и если оно хочет выйти — выпустить и не издеваться над ним. Есть, очевидно, некий биологический смысл в этой нашей потребности или инстинкте, и твоя настойчивость вызвала во мне беспокойство и тупую враждебность по отношению к тебе, я слышал, как ты глубоко и сосредоточенно дышишь мне в ухо, и вспомнил, что мы с тобой придумали, когда однажды — один единственный раз — гуляли вместе, целых три дня мы провели вдвоём: мы придумали, что ухо похоже на археологический остаток амфитеатра и, возможно, именно поэтому их так строили.