Будь моей

Бармен наклонился над стойкой, и его карие глаза излучали понимание. Он уже собирался что-то ответить, как вдруг его отвлекли. Оглянувшись через плечо, Лили заметила Трэвиса.

— Мне то же самое, что и ей, — сказал он, присаживаясь на стул рядом с Лили и зажимая ее бедро своими ногами.

Он не мог бы показать более ясно, кто в этой ситуации хозяин.

Молодой человек в ту же минуту встал, и его лицо приняло профессиональное выражение. Лили залпом допила свой джин с тоником.

— Я уже ухожу, — сказала она.

Она быстро поднялась, опираясь на полированную деревянную панель бара.

— Мне надо поупражняться в искусстве быть терпеливой, — пробормотала она, стараясь удержаться на каблуках.

Она энергично прошла мимо своего места, мимо занавесок, за которыми сплетничали стюардессы, в кабину, в которой располагалась ванная комнатка. Она страстно желала уединиться, поэтому потянулась к ручке, молясь про себя, чтобы там не оказалось занято.

Легко открыв замок, она вошла в помещение с низким потолком, обшитое белыми пластиковыми панелями.

— Как я рада, — сказала она.

Но в этот момент как будто сильный порыв ветра сбил ее с ног и что-то большое толкнуло ее вперед. Дверь захлопнулась.

Она резко обернулась. Места для двоих было явно недостаточно.

— Ты с ума сошел? — сказала она. — Убирайся отсюда.

Трэвис вел себя непринужденно, словно ситуация его забавляла. Ей хотелось выбить из него его самоуверенность или… обвить ногами его талию. Она не знала, что будет дальше.

— Я просто хотел удостовериться, что с тобой все в порядке. Мне показалось, в баре тебе было неловко.

Нет, ей точно надо проучить его. А потом переспать с ним. Она напомнила себе, что в ее душе живет не только любовь к нему, но и ненависть. Она выдавила из себя:

— Ты мне сейчас совсем не симпатичен.

Ей казалось, что эти слова прозвучали довольно резко.

Но Трэвис, похоже, был совершенно не тронут ее заявлением.

— Почему нет?

Его голос звучал, как горячий шелк.

— А ты мне очень симпатична, Лили. Очень.

Он обнял Лили и повернул ее так, чтобы она упиралась спиной в дверь.

— Помнишь, что произошло в прошлый раз? — сказал он, и словно дьявол вселился в нее, нашептывая, что тогда она испытала самый лучший оргазм в своей жизни.

Она вспомнила, как его язык терзал ее клитор. Лили покачала головой и закрыла глаза.

— Прошу тебя, уходи, — умоляла она, ненавидя себя за слабость, за то, что у нее не хватало сил оттолкнуть от себя Трэвиса. Она ненавидела себя за то, что хотела его до безумия.

— Слышала когда-нибудь об изысканных удовольствиях?

Голос Трэвиса как будто обволакивал ее, и она всматривалась в его губы, словно созданные для куннилингуса. Его уста нашли ее рот, и она могла бы поклясться, что самолет качнуло и резко опустило вниз на тысячу футов. Она мечтала ощутить его вкус на своих губах, она мечтала получить удовольствие, которое мог дать ей только он.

Вдруг в ее памяти всплыли слова Люка: «Женщины сами падали к ногам Трэвиса, поэтому ты должна заставить его умолять, Лили».

С неожиданной для себя ясностью она поняла, что ее желание слиться с ним в порыве страсти никак не согласуется с тем планом, который навязывал ей Люк. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки. Еще минута, и она все же сумела оттолкнуть его, упершись ему в грудь.

Трэвис с грохотом врезался в туалет, и стюардесса немедленно постучала в дверь.

— С вами все в порядке?

Лили смотрела на Трэвиса, пребывая в шоке из-за собственного поступка, но, очевидно, ее шок оказался слабее, чем реакция Трэвиса. Он был явно обескуражен и растерян. Лили с улыбкой ответила:

— Со мной все в порядке. Я на секунду потеряла равновесие.

Она услышала, как стюардесса простучала каблучками, удаляясь от двери.

— Ничего личного, Трэвис. Исключительно деловые отношения.

Она выскользнула за дверь и прошла к бару, ощутив прилив уверенности в собственных силах.

— Еще один джин с тоником, — сказала она, решив отпраздновать свою победу.

Как же великолепно было увидеть поражение Трэвиса, подумала она с улыбкой. Без сомнения, он ей отплатит за то, что ему довелось пережить по ее милости. Однако искристый напиток в руке и перспектива увидеть Италию заставили ее отвлечься от мрачных мыслей. Лили первый раз в жизни могла бы сказать со всей искренностью: «Мне плевать».

К сожалению, остаток полета прошел для нее как в тумане и тянулся, казалось, целую вечность. Особенно тяжело пришлось Лили, когда Трэвис начал откровенно флиртовать со стюардессой, дав понять, что его отношения с Лили не переходят границы деловых. Она наблюдала за ними из-под полуприкрытых век. Она была укрыта одеялом, поэтому ее шпионские затеи остались незамеченными. Трэвис несколько раз «случайно» касался ее, чтобы потянуться к занавеске или поднять ручку, которую он ронял, наверное, дюжину раз за время полета. Каждый раз, когда ее тело соприкасалось с его, она ощущала, как у нее бегут мурашки по коже, а соски предательски набухают.