Будь моей мамой. Искалеченное детство

Я вернулась в яркую красочную комнату, которая сильно контрастировала с небольшим скромным помещением комнаты для допросов. Я села, но успокоиться не могла — и вышла, чтобы выкурить сигарету. Ветер пронизывал до костей, и я укрылась в дверях, затягиваясь украдкой и прикидывая, что может сейчас происходить на допросе. То, что скажет Джоди, будет иметь огромное значение: если ее рассказ не будет запечатлен на пленку, вполне возможно, не состоится и следствие. А в ее возрасте и с ее задержкой в развитии Джоди никогда не пустят свидетельствовать в зале суда. Характер нашей системы правозащиты подразумевает, что она может быть допрошена адвокатом другой стороны. И никаких шансов, что она с этим справится, да и любой ребенок в таком возрасте не справился бы. Так что неудивительно, что так мало подобных дел доходит до суда, из них еще меньше закапчиваются благополучно, и редко когда преступники получают по заслугам. Я докурила сигарету до половины и затушила ее, почувствовав себя менее виноватой. Потом позвонила, чтобы войти обратно, и вернулась в комнату. Походила, затем села, потом снова походила. Прошло двадцать минут, открылась дверь, и Келли просунула в щель голову.

— Еще минут десять, и мы сворачиваемся. Боюсь, нам не очень повезло.

Я кивнула, сердце мое упало, а Келли вернулась на допрос. Я подошла к окну, которое выходило на заднюю часть двора. Я видела, как въехала машина и из нее выбрались двое полицейских в форме, смеявшихся над чем-то. В качестве попечителя мне иногда приходилось иметь дело с полицией, и не только в связи с делами об опеке, но и в связи с побегами подростков или с какими-то их хулиганскими поступками. Работа у полицейских была непростая, и я всегда безмерно уважала их труд, особенно работников комиссии по делам несовершеннолетних — им нужна была выдержка святых.

Я как будто провалилась сквозь землю. В этом упадническом настроении мне казалось, что если до этого момента Джоди не разоткровенничалась, то вряд ли станет это делать теперь. Я знала, какой она бывала, когда не хотела говорить. Никакие усилия не помогали — она была непоколебима как скала.

Осталось лишь несколько минут для того, чтобы она все-таки успела рассказать полиции то, что им требуется услышать, иначе потом не будет возможности наказать тех, кто так жестоко с ней обошелся.

Пока ждала, я задумалась (и не впервые) о брате и сестре Джоди. Пережили они то же, что и Джоди? Надеюсь, нет, но вряд ли я когда-нибудь узнаю об этом. Мне предоставляли лишь ту информацию, которая касалась непосредственно Джоди, и я знала только то, что ее брат и сестра сейчас живут в других фостерских семьях. Надеюсь, возраст (они намного младше Джоди) спас детей от издевательств, через которые прошла их сестра.

Вскоре до меня из-за двери донесся голос Джоди. Дверь открылась, и Джоди влетела в комнату.

— Мы сняли видео, — улыбалась она. — Очень здорово. — Она двинулась к коробке с игрушками.

Я с надеждой посмотрела на Келли и Гарриет, но они только покачали головами. Гарриет подозвала меня, а Келли помогла Джоди одеться.

— Думаю, она не станет говорить, — сказала Гарриет. — Она постоянно повторяла, что очень хочет оторвать отцу голову, но причины не объясняла, подробностей не рассказывала. И пока она в таком возрасте, мы не станем пытаться повторить допрос, но оставим дело открытым на будущее. Придет время, когда она будет готова.

— Спасибо. — Я не могла скрыть своего разочарования. — Мне жаль, что она не захотела сотрудничать, но не могу сказать, что особенно удивлена.

— В этом нет ничего удивительного в свете произошедшего. Несколько лет назад я общалась с их семьей. Непонятно, почему ее оставляли с ними так долго.

Я была заинтригована, но офицер ничего больше не сказала, да и конфиденциальность не позволила бы ей сделать этого. Я поняла, что по какой-то причине семья общалась с полицией, но это могло быть что угодно, от неоплаченного штрафа за парковку до мелких правонарушений и торговли наркотиками. Так или иначе, у меня сложилось впечатление, что Гарриет не понравилась обстановка в семье. Однако я не могла знать наверняка.

Я застегнула Джоди куртку, и нас проводили. Но стоило нам завернуть за угол, как ее хорошее настроение испарилось.

— Кэти, теперь придет чудовище? Оно придет и сделает то, про что мне говорили? — Она спрашивала встревоженно, почти затаив дыхание. — Я думаю, оно придет. Оно прячется под моей кроватью и хочет съесть мои руки, пока я сплю.

— Нет, милая, конечно нет, честное слово. С чего ты это взяла?

— Папа и дядя Майк говорили, что, если я кому-то расскажу, оно придет. — Ее волнение росло, голос срывался. — Оно отгрызет мне руки и ноги! Вот что будет!

— Нет, милая, — успокаивала я. — Никто не придет. Ты очень хорошо вела себя в полиции, это правда. Ты была хорошей девочкой, и никто не обидит тебя. Ты же со мной, верно? И никаких чудовищ нет.