Будь моей нежностью

Зажимаю ублюдка возле стены и рычу в его сытую ущербную рожу:

— Какую именно, Хасан?! У меня слишком много тайн!

— Не придуривайся, Богдан, — хрипит старик. — Тебе это вовсе не к лицу.

— Ты хотел перетереть, так давай, говори! Что ты хочешь? Согласие на размещение наркоты на моих складах запчастей? Запломбировать конфискат оружия из Сирии где-нибудь на моей территории? Например, на рыбохозе? Это же теперь близко к твоему новому дому?

— Мне не нужно твоё согласие на это, щенок! Сейчас я единственный достойный владелец семейного бизнеса! Миллиардная сделка на носу, товар уже везут и ночью выгрузят в десяти твоих филиалах. И ты ничего не можешь проконтролировать, так что не зарывайся. Вся твоя гнилая семейка никогда не могла нормально управлять механизмом! С тех пор, как умер твой дед, вы только гадили, гадили и гадили! Но сегодня всё закончится. Сейчас ты отдашь мне эту шмару с её выродком, мои люди сделают то, что нужно было сделать давным-давно… А потом ты подпишешь документы на передачу своей части бизнеса мне и до рассвета, так и быть, я дам тебе время вывезти семью из города и убраться вместе с ними куда подальше. Только из уважения к Тамиле, сосунок!

— Ты здорово просчитался, Хасан. Ася и есть моя семья. И я не собираюсь отдавать её ни тебе, ни твоим людям.

— У тебя никогда не было выбора, — смеётся он, и я с особым удовольствием впечатываю кулак ему в лицо.

Нос хрустит под сжатыми пальцами, и я испытываю эйфорию. Наконец-то!

Бью снова. Снова. И снова. Пока меня не оттаскивают парни в чёрном, бесшумно проникнувшие на территорию ресторана.

— Достаточно, Богдан Давыдович, — аккуратно сжимает моё плечо Виктор Иванович Николаев, сотрудник Госнаркоконтроля, на которого я сделал ставку в этой партии. И не прогадал. — Дальше мы сами. Сможете не поднимать шумиху и придумать благовидный предлог для отлучки гражданина Хасанова? Нам нужно пару часов.

— Не знаю, насколько получится их убедить, но есть одна мысль. — киваю я.

Бросаю свой, надеюсь, последний взгляд на Габбаса и сплёвываю ему под ноги:

— Предупреждал же, не смей лезть к моей семье. Сдохнешь теперь в тюрьме, если, конечно, доживёшь до суда.

Но он лишь смеётся разбитыми губами:

— Я, может, и сдохну в тюрьме. Да только ты подыхать будешь в одиночестве!

Габбаса бесшумно отводят в сторону. Я жду, пока люди в масках не скроются в темноте и тороплюсь вернуться в зал.

Компанию Хасана намеренно обхожу стороной. Сейчас главное — найти Асю. Убедиться, что она в порядке и в безопасности. Увезти её отсюда как можно скорее.

Взглядом отыскиваю красное платье и следую за ним. А оно удаляется… за Русланом. Что задумал Самойлов? Зачем ведёт её в отдельный кабинет?

Пока преодолеваю пространство просторного зала, заставленного столами, и толпу гостей этого пафосного мероприятия, проходит минуты две от силы.

Минуты, которые стоят куда дороже в системе моих новых ценностей.

Ведь врываясь в кабинет, я слышу то, о чём мечтал бы никогда не слышать.

— Асенька, ну ты же в курсе, что Богдан всю жизнь любил только одну женщину?

— Кого? — её голос дрожит, когда она переводит взгляд на меня.

Не знаю, что Самойлов успел наплести ей уже, но куколка на грани. Еле держится на ногах.

— Лучше заткнись! — говорю ублюдку и перевожу взгляд на девушку. — Ася, поехали домой.

Жестом фокусника Руслан достаёт из внутреннего кармана пиджака старые фотокарточки.

Мне не нужно присматриваться внимательнее. Я помню каждую из них.

Мужчина ухмыляется и протягивает фотографии моей жене.

— Ты ведь знаешь, кто это, не так ли?

Асины руки дрожат. По лицу торопливо сбегают слёзы, когда она внимательно разглядывает картинки моего прошлого. Раньше я думал — счастливого. Сейчас оно ровным счётом не значит ничего. Кроме грёбанных проблем.

— Скажи, Асенька, что ты видишь? — откровенно насмехается над ситуацией Рус.

— Это… моя мать, — шепчет Ася. Смотрит ошарашенно во все глаза на меня. Она всё ещё не верит. Не хочет верить. — Это правда, Богдан? Скажи мне, чёрт тебя дери, это правда?!

2002 год.

Под косыми струями дождя так легко спрятать свою боль, свои слёзы.

Покорёженный металл. Примятая трава. Кровь, впитывающаяся в землю со скоростью света. Ор младенца, выводящий меня из себя. Жуткие хрипы, с которыми моя любовь пытается что-то до меня донести. Нечто важное. То, что я должен узнать, по её мнению.

Я уверен, что она хочет рассказать мне правду. Что с ней случилось, что произошло. Причину, по которой она стала женой другого человека. Не дождалась меня.

— Богдан, — наконец выговаривает Маша. — Пожалуйста…

Она закашливается кровью.

Пожалуйста — что? Простить? Понять? Отпустить? Я готов сказать всё, лишь бы свои последние мгновения Маша Миронова не истязала себя.

— Спаси… — шепчет она. — Её… Ася… должна… жить…

Что?! Мне нет дела до этого орущего свёртка. Это самое последнее, что меня заботит в этой ситуации!

— Помнишь, — предпринимает новую попытку поговорить моя бывшая девушка. — Ты обещал мне. Обещал… всё, что я попрошу. Помнишь?

Сдавленно киваю. Я обещал ей сына. Или дочь. А не то, что стану спасать Дубравинское отребье!