Будь моей парой

Но, кажется, блондин никуда не торопился, растягивая удовольствие. Иногда ему не хватало "краски", и он делал на моей груди новый надрез. В отчаяньи я крепче сжимала зубы, не позволяя себе проронить и звука. Но пару раз он, видимо, нажимал слишком сильно, делая надрез глубже, и тогда я, не выдержав, кричала и выгибалась дугой, пытаясь разорвать стягивающие конечности ремни.

"Быстрее, пожалуйста!" - молилась про себя, подгоняя полицию.

Время текло неспешно, не торопясь подчиняться моим желаниям. Минута, две, пять... Сколько уже прошло? Наверное, целая жизнь... Сколько осталось ждать? Кажется, вечность...

...Раздавшийся где-то наверху грохот был подобен взрыву. Он прозвучал настолько неожиданно, что практически оглушил меня. Я вздрогнула, а Айк дёрнулся и едва не перерезал мне сонную артерию.

- Никому не двигаться! Работает ОБР! - раздался зычный голос, и Айк обернулся.

Яркая вспышка ослепила, ударив по глазам. По ушам проехался топот мужских ботинок. Айка повалили на пол и выбили из руки скальпель, а следом в уши врезался короткий рык:

- Лежать, су...а! Не двигаться!

А следом придушенный визг блондина:

- Не смейте меня трогать! Гады! Мрази! Вы знаете, кто мои родители? Да они вас в порошок сотрут!

Кто-то сбоку от меня хмыкнул и зло процедил сквозь зубы:

- Не в этот раз, парень! Не в этот раз!

Опять знакомый голос. Но ему я была искренне рада. И точно знала - теперь я спасена, а Айк не отвертится!

Устало закрыла глаза. Всё, можно уже расслабиться и отпустить сознание в небытие.

Но мне не позволили это сделать.

- Сильва! Сильва, ты меня слышишь? Посмотри на меня! Открой глаза, девочка!

С неохотой подчинилась. Если лейтенанту Саро, обладателю предыдущего голоса, я была рада, то того, кто меня сейчас звал, ни видеть, ни слышать я не хотела.

Пересилив себя, открыла глаза и наткнулась на полный тревоги и боли золотисто-карий взгляд Оборота, обещавшего больше не лгать, но обманувшего снова. Почему это был не кто-то другой - хоть кто-нибудь, всё равно кто, - лишь бы не он? Внутри всё закипело от осознания его лжи, в сердце вспыхнула обида, уничтожая крупицы радости и облегчения от вовремя пришедшей помощи.

- Смотри только на меня. Вот так! Умница! - между тем негромко произнёс Дамир, быстро и уверенно обрабатывая мои раны.

Его голос был мягким, даже заботливым, но это показалось мне новым испытанием. Мужчина будто считал, что имеет право... Что может просто взять и стереть то, что произошло.

Я отвернулась, упрямо сжав губы. Не собираюсь облегчать ему задачу. Объяснения, новые обещания, - зачем они мне? Из-за него, этого самого мальчишки, остались шрамы, принёсшие мне боль, одиночество и насмешки сверстников. Я могла это всё простить, ведь и он сам тогда был ребёнком. Но узнать обо всём не от него, а от какого-то конченого психа? Нет, этого я уже простить не смогу. Я давала ему шанс всё рассказать, но он им не воспользовался. Умолчал - значит, обманул. Поэтому с меня хватит!

Какой-то мужчина в форме освободил от ремней мои конечности. Ничем не удерживаемые руки безвольно упали вниз. Мышцы затекли и совершенно не слушались. Я молча повернула голову, пытаясь сдержать слёзы и рассмотреть, как из подвала уводят Айка.

- Носилки! Бегом! - обернулся к кому-то Дамир.

Он уже закончил с порезами на груди, прикрыл их стерильной салфеткой и, подхватив мои ладони, очень осторожно начал их растирать.

Я снова отвернулась, не в силах смотреть в полные боли и сострадания глаза. Тепло рук мужчины проникало в меня, заставляя гулко биться сердце, но я лишь сильнее стиснула зубы. Не хочу его видеть. Не могу. Надеюсь, он поймёт моё молчание. И оставит меня в покое.

- Готовы? Перекладываем! Осторожнее! - меня подхватили с двух сторон и переложили на носилки.

- Держись, маленькая. Всё закончилось. Теперь всё будет хорошо, - Оборот ласково коснулся моих волос, а я закрыла глаза.

Вот сейчас, наконец, можно забыться, ускользнуть в тишину - подальше от слов и взглядов, которые больше не могут вернуть утраченное доверие...

...В больнице я провела почти неделю. Несмотря на все "усилия" Айка, швы накладывать не пришлось. Благодаря заботе коллег и медицинскому клею, нанесëнному на раны, порезы заживали прямо на глазах.

Физическая боль отступала, но оставалась боль душевная, и с ней справляться было куда сложнее. Каждый день ко мне приходил психолог. Он задавал вопросы о нападении, но я не хотела копаться в себе, отказываясь от общения. Скрытая обида перерастала в слёзы. Но нет, я не позволяла себе плакать, старательно взращивая в душе знакомую, а потому более близкую мне ярость. Я отталкивала тëплые воспоминания о Дамире. Обида и ярость стали моим щитом, и я не готова была его опустить, боясь снова стать уязвимой.

- Ощущение беспомощности страшнее боли, да? - однажды заметил психолог, когда я молчала, уже в который раз думая, что не смогу никому рассказать, что терзает меня на самом деле.