Будь моей ведьмой

— Что? — ехидно полюбопытствовал Стужев. — Тебе намекать на их яойную сущность можно, а мне нельзя?! Прости, дорогая, у нас равноправие.

— Семейное? — поинтересовалась я.

Подавив коварную ухмылку, Саша склонился ко мне и прошептал в ухо:

— На постельное даже не надейся, Ритусь.

И весело подмигнув, повел меня к своему любимому месту — подоконнику. И едва мы дошли, наплевав на недобрые взгляды окружающих, забрался, сел, спиной к стене, одну ногу согнул, вторую оставил свешиваться и притянул меня к себе, так что теперь я была в кольце его рук, и вот обняв меня покрепче, лениво произнес, обращаясь к Мастеру:

— Рассказывайте.

Я не знаю, почему Георгий Денисович стерпел такое откровенное хамство — побагровел даже, но стерпел. Зато вместо рассказа он потребовал:

— Князь, поясни свой намек на семейные обстоятельства!

Я взглянула на Сашу, тот загадочно-мечтательно улыбался, глядя на меня, в душе росло что-то бесконечно счастливое.

— Князь! — от рева Георгия Денисовича задрожали стекла.

Но это не заставило нас оторвать взгляд друг от друга. Наверное, мы могли бы сидеть так целую вечность, но со мной вдруг начало что-то происходить. Сначала я даже внимания не обратила — теплые руки Стужева, надежность его объятий, спокойствие, словно исходящее от Князя, некоторое смущение от ситуации, — все это в первые моменты затмевало это чувство, раздражающее, как чесотка, и все усиливающееся…

— Маргош, — Саша потянулся ко мне и прошептал: — Опусти глаза или отвернись к окну, играй в смущение, я не уверен, но есть подозрение, что твои глазки сейчас засияют зеленым светом.

Еще вчера утром я спросила бы: «В смысле?», уже сегодня я отвернулась к окну, опустив голову и радуясь тому, что волосы оставила распущенными и теперь они совершенно закрывали мое лицо.

— Все хорошо, я рядом, — едва слышно напомнил Стужев, обнимая крепче, а затем уже не мне, громко, нагловато-ехидно ответил: — Дело молодое, Мастер, любовь, страсть, сами понимаете.

— Да уж догадываюсь! — прорычал Георгий Денисович.

— Угу, — подтвердил Стужев, — в общем, мы поженились.

Сердце забилось сильнее. Сильно, мощно, гулко, словно наращивая темп, в пальцах закололо, по телу пробежался озноб. Где-то здесь, Саша продолжал крепко обнимать и шепнул успокаивающее: «Расслабься, это произойдет вне зависимости от твоего желания. Просто расслабься, сила восстановит пространство сама». Это здесь, а там — разъяренный рык Мастера:

— Поженились?! Вы поженились?! Да это… это…

— За базар ответишь, — вдруг зло вставил Князь.

И рев прекратился. Вообще. А затем Стужев спокойно произнес:

— Мы поженились. Марго — моя жена. Моя. Жена. И я очень посочувствую тому, кто рискнет даже попытаться произнести что-либо неуважительное в адрес моей жены. На этом все. Теперь рассказывайте, что там у вас случилось.

Я слышала все, каждое слово Саши и в то же время не могла слушать. Потому что в ушах бился, нарастая, какой-то стрекот, словно миллиард сверчков накатывали черной волной, словно…

— Ильева, это правда? — донесся далекий голос Георгия Денисовича.

— Не Ильева, а Стужева, — меланхолично поправил Князь, а затем уже откровенно зло: — Вы с вашим ревом оскорбленного быка, которому прищемили хм… достоинство, испугали Риту. Ей и так не по себе было, она у меня скромная, так что хватит, дайте Маргоше успокоиться. Кстати, я в последний раз спрашиваю, что там у вас произошло?

Не знаю, что было дальше — Мастер что-то говорил, даже кричал, но я слышала его голос словно издалека, и он едва прорывался сквозь стрекот. Он и шепот фактически сжавшего до боли Стужева: «Ритусь, если не получается, если не можешь, просто мотни головой, я вынесу тебя отсюда!» Шепот был встревоженный, а руки сжимали так крепко, что у меня, кажется, сейчас затрещат ребра, но… я не могла уйти. И не хотела! Уйти было неправильно, неверное, я должна была это убрать… Что-то черное, откуда доносился скрежет сверчков, откуда лился черный свет. Неправильное! Корявое! Рваное! Высасывающее что-то из мира, моего мира! Мира, который был частью меня, а я частичкой его…

Нежный поцелуй и злой шепот: «Ритусь, все, мы уходим, мне не нравится это». И пришлось собрать все силы, чтобы простонать в ответ:

— Нет.

Замер, чувствую его дыхание на своей щеке, а затем тихо произнес:

— Ты плачешь. Это не дело. Мы просто уходим, к преисподней этот разрыв, что-нибудь придумаю прежде, чем у тебя психоз начнется. Все, Маргош.

— Нет! — прошипела фактически. — Не могу.

Судорожно вздохнул и уткнулся носом в мое плечо, но дыхания его я не слышала — свист ветра медленно, но верно врывался в сознание.

— Слушай, — вдруг тихо прошептал Стужев, — а представь, что ты спишь утром, и утро такое потрясающее, а шторы задернуть забыла с вечера, и луч солнца бьет в глаза… так раздражает, да?

Он правильное слово подобрал — раздражает! Очень сильно! До безумия просто!

— Так задерни штору, Маргош. — Дразнящий шепот, и Саша легко прикусил мочку уха. — Просто задерни.