Будь моим, будь другим (СИ)

В гостиной лежал второй телефон, для рабочих звонков, указанный на моей визитке, я снова отодвинула стул, подобралась, затем резко открыла дверь, намереваясь сделать марш-бросок, и почти уткнулась ему носом в грудь.

— Что-то ищешь? — спросил ехидно и продемонстрировал оба моих телефона.

— Отдай, — сказала строго и потянулась к ним рукой, а он поднял их над своей головой и ухмыльнулся:

— Отбери.

— Скотина, — буркнула зло, не выдержав, а потом повысила голос: — Отдай, не то заору так, что мертвого подниму.

— Этим раньше надо было заниматься, — рыкнул в ответ. Я глубоко вдохнула, намереваясь сдержать обещание, но он дёрнул меня за руку, ловко развернув к себе спиной, и крепко зажал мне рот рукой. Я замычала, схватившись обеими руками за его и пытаясь разжать его пальцы, а он прошипел, склонившись к уху: — Только пикни и я сверну тебе шею, как курице, — я снова замычала, теперь уже в попытках отпихнуть его от себя, но он даже не шелохнулся, сказав: — Фамилия у тебя знакомая. Кажется, она совпадает с фамилией главврача в больнице. Кольца нет, отметки в паспорте тоже, так что, пожалуй, отец. Любишь папочку? Не думаю, что он опасается за свою жизнь, уверен, даже не оглядывается, проще простого, — я снова заплакала, а он убрал руку и оттолкнул меня от себя, приказав: — Сиди и не рыпайся. И завязывай ныть, это бесит.

Вышел из комнаты и с силой захлопнул дверь, а я повалилась на кровать и стала реветь уже в подушку, чтобы приглушить звук, однако это занятие быстро надоело: когда он не стоял над душой было совсем не страшно. Впрочем, желания выйти не возникло, я просидела в комнате до вечера, а когда на улице совсем стемнело услышала, как хлопнула дверь. Вышла осторожно, прошлась по квартире и наконец-то вздохнула с облегчением: он ушёл.

Поставила телефон на зарядку и включила его, тут же получив с десяток уведомлений. Два с незнакомого номера, два от отца и ряд сообщений со смайликами от Саши.

— Идиота кусок, — ответила ему вслух и перезвонила отцу.

— Вероника, у нас ЧП в больнице, — вздохнул он после приветствия. — Почему трубку не берёшь?

— Потому что у меня выходной и есть право на личную жизнь, — ответила мягко.

— Да, конечно, прости… — сдулся отец и, похоже, забыл, о чем шёл разговор.

— ЧП, — напомнила, и так зная в чем оно заключается.

— Это невероятно, но, похоже, у нас украли пациента! — возмутился отец. — Впервые такое в моей практике! Тебе должен был позвонить следователь, это твой неизвестный с огнестрельным ранением в грудь.

— Кошмар! — ахнула я, глядя на себя в зеркало, и поморщилась: врать и симулировать в числе моих любимых занятий не значились, особенно близким людям.

— Не то слово! — поддержал отец. — Возмутительная дерзость.

«Он такой, — подумала с какой-то тоской, — дерзкий».

— Мне приехать?

— Не стоит, уже поздно, я собираюсь домой. Хотя, можешь заехать в гости, мать скучает… — я стыдливо прикрыла глаза и промямлила:

— У меня были планы…

— Понимаю, — вздохнул отец горестно, — ну, что ж, когда сможешь.

— Обязательно, конечно, — вновь ответила с готовностью абсолютную ложь и торопливо попрощалась.

К матери я не испытывала ровным счетом никаких нежных чувств, как бы странно это ни звучало. Но, в своё оправдание могу лишь отметить, что до недавнего времени это было взаимно. Она никогда не интересовалась ни мной, ни моими успехами или разочарованиями, всецело сосредоточившись на себе и своём бизнесе, что к пятидесяти шести годам отозвалось на ее физическом здоровье. Пролежав в больнице почти месяц после тяжелой операции, она вдруг пересмотрела приоритеты и решила побыть женой и матерью, но у меня давно была своя жизнь и места для неё я там по привычке не оставила. Отец меня прекрасно понимал, однако попыток воссоединить семью не оставлял, что вызывало лишь острый приступ жалости лично по отношению к нему и стимулом для меня не являлось.

Вообще, выбранная профессия, вкупе с личными качествами, сделали меня человеком достаточно жестким, не смотря на миловидную внешность. Часто пациенты встречали меня в штыки: при виде низкой голубоглазой блондинки с пухлыми губами у каждого второго складывалось мнение, что руки у меня растут из какого-то особенного места, поэтому мой уголок в ординаторской был обвешен дипломами, сертификатами и благодарностями, не особенно, впрочем, помогающими обрести статус. В какой-то момент я перестала пытаться доказать свой профессионализм, сняла все рамки со стен, во взгляде появилась суровость, которую часто стали путать с надменностью, фразы стали короче, формулировки резче и вдруг, как по волшебству, меня начали воспринимать всерьез как коллеги, так и пациенты. Правда, зачастую после долгой смены, я сама себя перестала узнавать в зеркале.