Будь моим, будь другим

Количество пострадавших прочно отпечаталось в памяти, я стояла сосредоточенная над операционным столом, а в этом состоянии отпечатываются все детали.

В ординаторской было на удивление пусто, похоже, все отправились на вечерний обход, так что я смогла спокойно сесть за компьютер и снова начала считать количество прибывших в тот день. Шестеро, про которых говорил Саша, плюс ещё семь. Я вновь посмотрела записи, но двоих не было.

— Интересно, — хмыкнула удивленно и открыла данные по операции Емельянова.

Ординатора, который либо слишком плохо считает либо, напротив, слишком хорошо, звали Михаилом Сергеевичем Вахрушевым. Я вернулась в машину и решительно набрала Карева.

— Можем встретиться? — спросила со вздохом, а он отозвался уныло:

— Сегодня никак, — а потом понизил голос до гробового: — Семейный ужин.

— Прими мои соболезнования, — хохотнула в ответ, а он тяжело выдохнул, а потом воодушевился:

— Но если вопрос жизни и смерти…

— Нет, извини, — засмеялась тихо.

— Черт, — буркнул в трубку и отключился.

На месте мне не сиделось, дома грызла тоска, а в голову лезли мрачные мысли, так что я вернулась в больницу и направилась к отцу, надеясь, что он так же, как и все, на обходе и в спешке не закрыл кабинет, но просчиталась: он сидел за своим столом, а напротив него какая-то женщина, спиной ко мне.

— Простите, — сказала вежливо, — я зайду позже, — начала пятиться, но отец остановил меня и подозвал рукой, сказав:

— Проходите, Вероника Андреевна.

Женщина повернулась, услышав мое имя, и ее красные от слез глаза начали медленно расширяться.

— Вы? — спросила она с вызовом, а я сурово сдвинула брови и подошла ближе.

— Это Емельянова Оксана Петровна, — сообщил отец, слегка понизив голос. — За документами.

— У Вас есть вопросы ко мне? — спросила поставленным голосом и села на соседний стул.

— Вы — хирург? — слегка поморщилась она, а я кивнула. — Но Вы… дитя.

— Вероника Андреевна первоклассный хирург… — начал отец, но я подняла руку, останавливая его, а потом ответила:

— Да, я хирург. К сожалению, Ваш сын прибыл в очень плохом состоянии. Шансов было крайне мало.

— Я слышала, — поджала она губы. — Шанс был, если бы не эта его бестия, царствие ей Небесное.

— Уверяю Вас, это не сыграло решающей роли, — сказала мягко, а она отвернулась, проронив:

— Если бы не она, этого бы вообще не случилось.

Поднялась, взяв папку со стола, и пошла к двери. А мне стало весьма любопытно, что она имела ввиду, я поморщилась и сказала отцу:

— Попробую утешить.

Он кивнул хмуро, а я выбежала в коридор, догнав торопившуюся покинуть место смерти сына женщину уже на улице.

— Оксана Петровна, — окликнула я ее, а она встала, как вкопанная. Я подошла ближе и увидела, что ее плечи содрогаются. — Мне очень жаль, — сказала мягко, — я долго билась за его жизнь, правда.

— Это все она, — ответила Емельянова зло, — она! Пока ее не было в жизни сына, он был спортсменом, ездил на соревнования, медали выигрывал! Потом аппендицит, эта курва и понеслось! Связался с какой-то шайкой! Бандитская подстилка! — она сорвалась на крик, а прохожие стали обходить нас стороной. — Так ей и надо! Допрыгалась! Тварь!

Я сделала шаг назад, но она вдруг резко уткнулась в свои ладони и горько заплакала. Оставить ее так было бы свинством, я вновь подошла и осторожно погладила ее по плечу, слегка сжав и не зная, что сказать.

— Я верю Вам, — сказала, немного успокоившись, — и на больницу жалоб подавать не буду. Я читала о Вас отзывы в интернете, Вы хороший врач. И Ваш отец, он пять лет назад меня оперировал. Гены, как говорится, не вода. Но эту тварь я не прощу никогда.

— Думаете, это она втянула его? — спросила осторожно, а женщина презрительно фыркнула:

— Уверена! Все с неё началось. Сначала пьянки, потом драки, потом оружие появилось. Отнекивался ещё, мол, игрушечное, для проформы, только выглядит, как настоящее… и что теперь? Нет моего Сенечки… Квартиру ей снял, сам переехал, жила в халупе какой-то, не то общежитие, не то коммуналка, не то бордель, да там бы и оставалась!

Она резко сплюнула себе под ноги, сбросила мою руку и торопливо пошла в сторону остановки, а я осталась стоять, хлопая глазами от растерянности. Мотнула головой, приходя в себя, и вернулась к отцу.

— Удалось? — спросил, едва я прошла, а я покачала головой и скривилась:

— По-моему, только хуже сделала. Кричала, обзывала и обвиняла Татьяну.

— Рискую показаться бездушным, но для нас это скорее положительный аспект. Тяжбу мы бы не потянули.

— Коньяк есть? — спросила хмуро, а отец прищурился:

— Не за рулем?

— Черт, — поморщилась в ответ, а потом пожала плечами: — Тут заночую, все равно завтра на смену.

— Закрой на ключ, — кивнул он на дверь и выудил откуда-то из-под стола начатую бутылку и две стопки.

«И у меня семейный ужин» — подумала между делом.

Мы просидели часа два, я откровенно халтурила, пила по чуть-чуть и зевала во весь рот, а когда отец засобирался, вызывая такси, легла на диван и пробубнила:

— Посплю у тебя, на втором проходной двор.

— Мудрое решение, — кивнул отец, поцеловал меня в макушку и, подхватив портфель, отправился домой.