Будь моим этой ночью

Прю невольно усмехнулась в ответ на его тон.

— Все еще беспокоитесь о моей безопасности, мистер Шапель?

Шапель явно не разделял ее веселья.

— Нет, о своей.

Трудно было понять, шутит он или нет.

— Если слишком заботиться о безопасности, впоследствии можно об этом пожалеть, — усмехнулась Прю.

Он склонил голову набок:

— Как и о безрассудстве.

Для человека еще молодого он воспринимал себя, пожалуй, уж слишком серьезно. Прю улыбнулась ему.

— И часто ли вам приходилось испытывать сожаление, сэр?

У Шапеля вырвался сухой смешок.

— Порой кажется, что вся моя жизнь состоит из одних только сожалений.

Прю его прекрасно понимала.

— Ну а я отказываюсь и дальше продолжать в том же духе, — заявила она, подавив желание ткнуть пальцем в могучую стену его груди. — Единственное, о чем я надеюсь не пожалеть, когда придет мой смертный час, так это о том, что никогда по-настоящему не жила.

Губы Шапеля сжались в тонкую полоску, лицо омрачилось, словно он принял ее слова близко к сердцу.

— Я тоже надеюсь, что не пожалеете, Прюденс.

Она стояла слегка ошеломленная звуком собственного имени на его устах и серьезностью его тона. А Шапель повернулся и зашагал в сторону дома.

Он сказал это так, словно мог сыграть какую-то роль в ее печальной судьбе — что, конечно же, невозможно. А еще Прю не могла избавиться от ощущения исходящей от него опасности. Не физической, а скорее эмоциональной. Это убеждение подкреплялось ощущением утраты, которую она ощутила после его ухода, и желанием хотя бы еще раз вызвать на его губах улыбку.

— Благодарю вас за прогулку.

Бросив на нее беглый взгляд, Шапель беззвучно прикрыл дверь, и они снова очутились посреди темного безмолвия Роузкорт-Мэнор.

— Рад, что смог доставить вам удовольствие, мисс Райленд.

— В самом деле?

Что это было — простое жеманство или искреннее сомнение?

— А разве я дал повод думать иначе? Если так, приношу свои извинения.

Щеки Прю разрумянились от долгой ходьбы и ночного ветерка. Сладковатый запах ее крови обволакивал Шапеля, словно дорогие заморские духи. Хотелось спрятать лицо в изгибах ее шеи и просто вбирать ее запах в себя…

— Боюсь, я почти не оставила вам выбора, как только следовать за мной.

Он пожал плечами:

— Выбор есть всегда.

Теперь глаза Прю искрились весельем.

— Даже у джентльмена?

Он улыбнулся:

— Я не могу отвечать за джентльменов.

Ее тихий смешок согрел ему душу, вызвав у него самого желание рассмеяться.

— Значит, я вас не обидела?

— Моя дорогая леди, конечно же, нет!

Прю присмотрелась к нему, задумчиво склонив голову набок.

— Знаете, мистер Шапель, мне кажется, если бы я вас действительно обидела, вы бы прямо так и сказали.

Так мало времени прошло с момента их знакомства — и она уже начинала постигать его характер.

— Полагаю, я не отличаюсь особой обходительностью — слишком долго не случалось бывать в обществе.

Прюденс кивнула:

— Значит, в этом отношении мы с вами родственные души.

Неужели она и в самом деле думает, что между ними есть нечто общее? Она, такая светлая, воздушная, полная жизни, и он, само воплощение тьмы. И тем не менее он чувствовал, что связан с ней. Это не к добру. Совсем не к добру. Однако это делало ее еще притягательнее.

— Возможно. — Шапель улыбнулся, чтобы ненароком ее не задеть. — Ну а теперь мне пора вернуться в свою комнату. Еще раз спасибо за прогулку и занимательную беседу, мисс Райленд. Давно уже мне не выпадало удовольствие находиться в обществе женщины столь рассудительной, как вы.

От его похвалы Прю покраснела.

— Я часто ложусь спать с восходом солнца, — признался Шапель. — Наверное, мы сможем прогуляться вместе еще раз.

И это будет большой ошибкой, тут же решил он.

— Без сомнения.

Когда они вместе поднялись по лестнице — неловко из-за слишком близкого соседства, — Шапель пожелал Прю спокойной ночи и затем покинул ее, вернувшись к себе в комнату.

Солнце уже поднималось над горизонтом, когда Шапель проскользнул между прохладными простынями в постель. Внутри его святилища царила кромешная тьма, однако от смерти отделяли только плотные драпировки на окнах и балдахин кровати. Человек более достойный, чем он, просто вышел бы навстречу ослепительным солнечным лучам и встретил бы там свою судьбу, как это сделал Дре. Однако Шапель не торопился принять на себя проклятие, подстерегавшее его. Он предпочитал надеяться на возможность искупления, пусть даже ему придется ждать целую вечность. Тот Бог, в которого он верил, был жесток не настолько, чтобы оставить все усилия Шапеля без внимания.

Согласно легенде, Лилит, первая жена Адама, стала наложницей падшего ангела. Самаэль сделал свою возлюбленную царицей демонов, и она дала жизнь первым вампирам. Безусловно, в таком происхождении не было ничего хорошего, однако Шапель отказывался верить, что душа его погибла навеки. Отец Молино постоянно напоминал ему, что хотя Бог и обрек вампиров на вечное странствие в ночи, Он все же пощадил их — а это означало, что у Всевышнего имелся свой план даже в отношении Шапеля и его товарищей по несчастью.