— Твой отец? — вскинул он бровь. Уголок губ Димы искривился. — Скажи, похоже, что кто-то может указать мне, что делать?
Я запнулась, не торопясь отвечать. Передо мной сидел какой-то незнакомец, и я пока не понимала, как именно с ним нужно общаться.
— Он сказал мне, что ты женат. Это правда? — потребовала я ответа дрогнувшим голосом.
А что если в этом и есть вся причина? Дима узнал, что отец навёл о нём справки и выяснил про жену, и выбрал её и свой брак. По сути, в чём его можно было упрекнуть? В двухнедельной интрижке с молоденькой девчонкой, которая сама раздвинула перед ним ноги? А что если у него таких, как я, было штук десять и жена смотрела на подобное сквозь пальцы?
— Это неправда, малыш, — после недолгой паузы ответил Дима.
Ему достаточно было назвать меня вот так, привычно, и я даже дышать стала свободнее.
— Он приехал… с Карташовым… — сказала и мне почудилось, что озвученная фамилия наконец пробила в Димином спокойствии броню. Впрочем, мгновением позже он вновь стал подчёркнуто равнодушным.
— Он приехал с Карташовым, — напомнил Дима мне, когда пауза в разговоре затянулась.
— Да. Сказал, что ты женат. Что он посадит меня под замок, чтобы я подумала.
— О чём?
— О том, за кого мне действительно стоит пойти замуж.
— А ты?
— А я чуть с ума не сошла!
Голос прозвучал истерично. Бармен, вынесший нам напитки, поставил бокал с янтарной жидкостью передо мной и удалился. Дима взглядом показал, чтобы я выпила коньяка.
— Я чуть с ума не сошла, — продолжила спокойнее. — Ты не приехал, отец сказал, что ты несвободен. Ты не отвечал на звонки и сообщения.
Пригубив напиток, тут же разлившийся по венам приятным теплом, я смотрела на Диму, черты лица которого немного смягчились.
— Я действительно был занят. Но хотел с тобой встретиться и поговорить.
Он тоже отпил из своего бокала и, отставив тот на столик, подался вперёд и оперся локтями на колени. Руки сцепил перед собой в замок — я видела, что сделал это с силой, потому что костяшки его пальцев побелели.
— Мне сорок три, малыш, — начал он, и я оцепенела.
Так и представляла, что он скажет какую-нибудь глупость вроде того, что слишком стар для меня.
— Я старше тебя больше, чем вдвое.
Он усмехнулся, а я быстро, чтобы не передумать, цепляясь за эти слова, словно утопающий за соломинку, выдохнула:
— Это глупости! Я люблю тебя и хочу быть с тобой.
Слова сорвались с губ так, словно не было ничего естественнее, чем произнести их. Если Дима задумал сказать мне, что между нами всё кончено, терять мне было нечего. И признаться в своих искренних чувствах — единственное, что являлось правильным.
— Я много думал об этом и принял решение.
Я представить не могла, как именно на Диму подействовали мои слова о том, что для меня было самым сокровенным. Он никак не отреагировал — я лишь заметила, как всего на мгновение полыхнули тьмой его глаза.
— Что за решение? — проговорила сдавленным голосом, готовая к тому, что сейчас он скажет, что между нами всё кончено.
— Год, — сказал он, и я нахмурила брови. — У тебя год на свободную жизнь, малыш. На встречи с другими, — на этом моменте пальцы его сжались ещё сильнее. — На свободную жизнь. Если после ты вернёшься ко мне и скажешь, что хочешь продолжать — я весь твой.
Он развёл руки в стороны, как бы говоря — буду твоим целиком и полностью, но не сейчас.
— Ты говоришь бред… Что за условия? Зачем? — затараторила быстро и сбивчиво, хотя Дима меня никак и ничем не торопил. — Я хочу быть с тобой. Ты, как мне казалось, тоже хочешь строить со мной отношения.
Прикусив губу, я мысленно себя обругала. Собственные слова показались детским лепетом на лужайке. Но я упрямо продолжила:
— Мне не нужна эта свобода. И другие не нужны тоже. Я хочу быть с тобой, — повторила то, что уже сказала.
И сразу поняла по выражению лица Димы, что всё зря.
— Я принял решение и его не изменю, — покачал он головой. — Год и точка.
Мне захотелось его встряхнуть. Вскочить, броситься на этого непробиваемого дурака и трясти его до тех пор, пока он не скажет, что это розыгрыш. Вместо этого я лишь поднялась с дивана и, подойдя к Диме, встала напротив. Он вскинул на меня глаза, в них мелькнуло и тут же пропало что-то странное, схожее на чувство острого сожаления. Опустившись к нему на колени, я обняла Диму за шею. Он остался недвижим. Лишь только сильнее забилась жилка пульса на шее.
— И ты будешь жить спокойно, зная, что меня трогают, целую, ласкают другие мужчины? — выдохнула хрипло в губы Димы, нервничая так, что меня стало бить крупной дрожью.
Я опасалась, что в любую секунду он ссадит меня с колен и прогонит, но вместо этого руки Димы сжались на моём теле с такой силой, что я охнула.
Его рот набросился на мой с испепеляющей страстью, и я за мгновение растеряла все разумные мысли. Мы целовались, как умалишённые, словно пытались врасти друг в друга. Впитаться, стать одним целым.
— Карина… — простонал Дима и всё же сделал то, чего я боялась.
Поднялся, понуждая меня встать на ноги и пошатнуться. Отошёл, повернулся спиной.
— Уходи, — велел сдавленным голосом.
— Но, — начала, сделав к нему шаг.