Будь проклята Атлантида!

- Конечно! – либ глянул на кудлатого с превосходством. – А, думаешь, Молниеносный не знал? О-о! Вождю нельзя без хитрости…

- Знал и не сказал? – старший остановил коня и загородил путь Ипу.

- Я выполнял приказ! – завизжал тот.

- Приказ испытать или казнить?

Либиец побледнел, встретив яростный взгляд борейца, и тут один из воинов, подъехавших сзади, проткнул шакала мечом. Воин убрал меч и деловито взял за повод лошадь, оставшуюся без седока. Хоть немного облегчив душу, борейцы поскакали дальше.

В радости и в горе гии не стыдятся слез. Но сейчас Ор не мог плакать. Плачут по ушедшей к предкам матери, убитому врагами брату. Ведь жаль ушедших! Но когда сама Земля осиротела – какие тут слезы! Ор медленно брел к гавани, останавливаясь, когда боль в голове сменяла тупую лопату на отточенную кирку.

В гавани уже всё знали. Тейя рассказала Ору, что утром к укрепленным ибрами домам подскакал Чурмат, прокричал новость и добавил, что, если люди Приносящего не будут задираться и вредить Молниеносному, их не тронут. Ибры хотели убить борейца, но Инад остановил их. Приносящий свет не велел мстить.

Четыре дня гий пролежал среди атлантов, как и он, не добитых дубинами оолов.

Приходил Инад, склонялся над ранами – непривычно молчаливый, затянувший чувства тугой петлей суровости. Он теперь был вождем. Ор знал, как это трудно. Молодые ибры приносили пойманных у пристани рыбешек. Вечерами Тейя пела простые песенки – колыбельные, дорожные или про песчаный берег, на который выбегает прибой. Затягивались раны, возвращался вкус к жизни.

Сперва Ор вспоминал то, что уже никогда не вернется: сильные и добрые руки матери, неистовую смелость Чаза – Дырявые Щеки, пронзительный ум Феруса, Промеата, окруженного хохочущей толпой. Потом чаще стал думать об Илле и дочке, Куропатках, Паланте, блуждающем где-то в океане. Нет, жизнь не умерла с Промеатом и не стала бесцельной.

На пятый день после казни Севз созвал вождей. Все были угрюмы, не смотрели друг другу в глаза. Ободряя соратников, Севз сказал искусную речь. Нет, он не поносил Промеата, а воздал мертвому хвалу. Ведь тот уговорил племена отложить распри, подготовил бунт на Канале. Славные дела! Но бывает ведь, что в сильного, хорошего охотника – а то и вождя! – вселяется злой дух? Все знают – бывает! Так и с Промеатом: после добрых деяний злой дух овладел им и заставил кончать гнусную канаву, подделать жребии, стравить ибров с оолами.

Вздымая взор к небесам, Севз, как истинный вождь, успевал краем глаза оглядывать соратников. Не похоже чтобы речь сильно ободрила их. Хамма уставилась в пол, задумчиво поглаживая бедро. Эстипог что-то считал на пальцах – дни до возвращения кораблей? Пстал косился недоверчиво: зачем большая куча слов? Чтобы получше зарыть обман? Даже Гехра слушала своего мощного охотника без должного восхищения.

Покончив с оправданиями, Севз заговорил о будущем. Им всем надо держаться заодно! Вернувшись в свои земли, они создадут могучий союз, которому не будут страшны…

- Добраться бы до этих земель! – сказала Хамма, не подняв глаз. – Инад не захочет нас везти.

- Ха! Неужто мы не сумеем захватить корабли! А этих, на пристани, чтобы не предупредили, свяжем и уведем подальше.

- Я обещал ибрам, что их не тронут, - заросшее лицо Чурмата высунулось из-за плеча Гехры.

- Не тронут, если… - начал Севз.

- Вы не о том спорите! – прервала Хамма. – Пусть мы переплывем океан, а потом? Либам идти через землю коттов, а остальным – мимо яптов и гиев.

- Айя! Оолов всех убьют! – опять необычайно быстро сообразил Пстал. Слезы побежали по его покрытым белесыми волосами щекам. Гехра молча содрогнулась, представив горящее гневом лицо своей гийской сестры.

- Вы вожди или хворые дети? – вспылил Севз. – Если они поднимут копье, тем лучше! Мы одолеем их и возьмем власть над всеми землями!

- Люди на двадцать лет сыты войной, - пробормотал Эстипог.

- На дважды двадцать! – поправила Хамма.

- Но…

- Помолчи! – крикнула Мать либов. – Битвы кончились, а ты все лезешь и лезешь учить матерей! И почему здесь, на совете сидят Эстипог и Пстал, а нет матерей пеласгов и оолов? Винил Приносящего, а сам хочешь перенять главную атлантскую гнусность – мужскую власть? Не выйдет! – Хамма перевела дыхание после непривычно долгой речи.

- Хорошо сказала, сестра! – хлопнула в ладоши Гехра.

Севз молчал, не находя ответа на давно ожидаемый и все же пришедший неожиданно отпор матерей.

- Вы как знаете, - поднялась Хамма, - а я иду виниться. Надо будет – на нож лягу. На других либах нет крови Приносящего!

- Я тоже! – вскочил Эстипог. – Пустая раковина! – Он зло хватил себя по лбу. – Сравнил быка с коршунами!

- Струсили! – сказал Севз, когда полог упал за ушедшими. – Ничего, обойдемся без них.

Пстал не ответил. После двух неожиданных озарений он вновь стал тугодумом: морщась от усилий, ворочал в голове камни мыслей, раскладывал так и сяк. Потом вдруг вскочил и пошел к выходу.

- Тоже виниться пошел? – окликнул его Севз.

- Зачем болтаешь? Кто меня простит! – махнул рукой Пстал.

- Так куда же ты? – Севз шагнул следом.