Будь проклята Атлантида!

Илла, Тейя и Алх тоже любили посидеть у костра, хотя и уставали за день. Атлантки вместе с яптскими знахарками лечили больных и поранившихся. Строгая гиянка стала помощницей Инада в хранении и раздаче еды. У Зиры тоже была уйма дел. Она либо сидела возле Феруса, рисуя воинов, либо крутилась возле хранилищ, болтая на ут-ваау с людьми разных племен, пришедшими за едой для отрядов. Когда она, прижав к животу тяжелый кувшин, появлялась у шалашей с больными, всем сразу хотелось пить. Но больше всего радости было, когда отец, посадив ее впереди себя, ездил по руслу и рассказывал, как тепло победит холод.

— Вода побежит, и сразу будет тепло? — уточняла Зира.

— Нет, тепло придет, когда ты уже будешь большая.

— Вода побежит, и я сразу стану большая? Как Алх?

Ор смеялся. Потом он слезал с коня и что-то говорил воинам, роющим землю. А девочка толкала коня пятками, и тот, горделиво выступая, возил почти невесомую всадницу между улыбающимися землекопами.

Когда отец и дочь засыпали, женщины садились у костра и беседовали или молча слушали ночь. Ветер свистел в пустых окнах Башни, сонно похрюкивали мамонты за оградой. Порой в Канале с шорохом осыпался подкопанный пласт. Вдали выли волки.

Кривоносый привел из Атлы еще шесть тысяч людей разных племен. С утра вновь прибывшие разошлись по наделам, а вечером оказалось, что за день сделано меньше, чем обычно. Что ж, всем хотелось поговорить со свежими людьми. Но на следующий день пошло еще хуже. Землекопы то яростно спорили, то застывали, устремив глаза вдаль. Они зло косились на атлантов, умолкали при их приближении и начинали вяло ковырять землю.

При появлении Промеата люди стыдливо прятали глаза, бормотали невнятицу. Ора стеснялись меньше. Вечером он прискакал к Башне со своими догадками, но Промеата не застал. Ферус, сгорбясь, сидел над листом. Земли за день было скопано меньше половины обычного.

В Восточной бухте случилась неприятная ссора. Когда Сцлунг по обыкновению заорал на гиев, ответом вместо беззлобных криков было такое молчание, что новоявленный Кормчий Края поперхнулся. Над надвигающейся толпой взлетели кирки и лопаты.

— Вот как! — тихо сказал Сцлунг. — Сотней на безоружного? Ну, кто самый смелый! — и распахнул на груди плащ, давно ставший из белого серым.

Дерзость спасла его. Начался бестолковый разбор происшествия, причем о Сцлунге скоро забыли. Подумаешь — недобитый атлант! Он оказался просто поводом выплеснуть затаенное раздражение. А там пошли вспоминаться обиды при дележе добычи, давние счеты между родами. Уже темнело, когда Гезд и Промеат кое-как уладили дело.

— Не пойму, что с ними? — Промеат устало опустил голову на ладони. — Может быть, это из Атлы?

— Да, — Гезд, обойдя костер, села рядом с ним. — Матери рассказали мне о слухах, которые смутили воинов. Будто корабли не станут ждать, пока Приносящий со своими безумцами дороет канаву. Воины говорят: «Все уплывут, а мы останемся здесь подыхать с голоду или утонем, когда вода пойдет в канаву». Еще говорят — ты хочешь задержать людей, чтобы вновь сделать рабами…

— Значит, пришло то, чего я боялся. — Промеат вздрогнул, словно от холода, и теснее прислонился к плечу Гезд.

— Оно не само пришло. Его прислали, — сказала гиянка.

— Не может быть!

— Ты доверчив, как сыны Айда! — Лицо Гезд светилось суровой нежностью. — А матери сразу учуяли среди пришедших лгунов с мягкими руками и языками. Надо выловить и убить их!

— Нет! — Промеат тряхнул головой. — От этого слухи только окрепнут. Завтра соберем всех людей, и я буду говорить с ними.

— Правильно. Но сперва досыта накорми. И знай — матери во всех племенах за тебя. Жаль, что здесь их мало.

— Почему ты думаешь, что они поддержат?

— Охотник готов всю добычу слопать в один день. А мать думает, что дети будут есть завтра. И что будут есть дети ее детей. Поэтому женщинам понятнее битва с холодом.

— Ты ободрила меня! — Промеат благодарно сжал узкую ладонь, потом, поднявшись, шагнул к темневшему поодаль шатру Сцлунга.

— Останься, — сказала Гезд, отрывая глаза от пламени. В этот миг Приносящий свет ощутил простое счастье гийского охотника, которого позвала лучшая из матерей. Но навьюченный ношей чужих судеб, он еще не решался, бормоча:

— Обычаи гиев… я не смею обидеть твое племя…

— Духи хотят этого! — Гезд раздвинула полог шатра. — Прежде они сомневались, а теперь… торопят.

— Спасибо им, — прошептал Промеат, пряча лицо в огненных волосах.

На следующее утро Ор столкнулся с ним в русле. Промеат скакал, откинувшись назад, бросив поводья. Вокруг вскипали споры, кучки людей бродили от толпы к толпе. Промеат словно не замечал этого. По его лицу бродила шалая улыбка.

— Знаю! — прервал он рассказ Ора о слухах. — Сегодня дадим им бой!

Инаду было сказано — не скупиться. Над кострами жарились туши, из подвалов тащили корзины рыбы. Кипя спорами, мрачнея от раздумий, отряды текли к Башне Ацтара. Когда вкусные запахи долетали до них, воины замирали, расширив ноздри, а потом ускоряли шаги.

А Промеат сидел с Ферусом и Ором над грязными, много раз слизанными и вновь исписанными листами.