Будь проклята Атлантида!

Рабы, ежась от утреннего холода, брали с повозки деревянные лопаты и кирки, окованные бронзой. Другие разбирали плетеные корзины из груды посреди участка. Пеласг толкнул озирающегося Ора.

— Надел, — коротко сказал он, показав на землю между веревками, — у твоего хозяина такой же там, — он махнул рукой влево. — Вот урок на пол-луны, — ткнул он в верхнюю строку знаков на широкой, грубо оструганной дощечке. — Кончится срок, придут мерщики. Сделано больше — хозяину бронза, тебе — пара кусков мяса; не сделали — ему попреки, а тебе плеть. Понятно?

Потом пеласг показал, как делить урок на дневные ломти, а каждый ломоть на доли для сотников. Весь день Ор ходил за немногословным наставником, постигая тошное дело писца. Пеласг замерял сделанное, передвигал работающие сотни; когда набиралась вырытая земля, выделял людей носить ее наверх корзинами. Несколько раз он улаживал ссоры между надсмотрщиками — каждый старался присвоить часть сделанного соседней сотней.

Наконец загремели барабаны. Рабы, шатаясь, потянулись вверх по тропе; писцы при свете воткнутого в землю факела замерили ремнем с узлами сделанное за день, разметили ломти на завтра.

Плетясь к жилью, Ор со страхом и омерзением думал о деле, которым ему суждено заниматься. Ругань хозяина, злоба надсмотрщиков, оскорбленных тем, что ими командует дикарь, презрение рабов… В сравнении с этим, счастьем казался труд на полях тихой горной общины. И ведь там была Илла. Как не похож на сестру вздорный, хвастливый Агдан!

Охрипнув от ругани, с рукой, ноющей от работы плетыо, подкормчий сидел у стола над листами своего надела. За эту луну заменявший его вестник — болтун и лентяй — запустил все дела. В записях ничего не сходится, землю рыли где полегче, сотники распустились — огрызаются как волки…

Заскрипела дверь. Пеласг свернул в угол, к миске с едой, а Ор, еле волоча от усталости ноги, подошел к Агдану, ожидая повелений.

— Понял, как делить уроки? Тогда возьми, — подкормчий кинул новому писцу листы, — проверь, исправь и перепиши.

— Куда переписать?

— Туп-пая скотина! Не видишь — одна сторона чистая! На нее перепишешь, потом с этой слижешь!

Ор склонился над листами, а Агдан, скрипя половицами, вышел подышать вечерней прохладой. Звезды густо высыпали над Каналом, перемигиваясь с кострами вокруг частоколов. Где-то тихо выл волк, жалуясь на унылую судьбу сторожевого зверя.

— Ну, — сказал Агдан. — С этим скотом, глядишь, поживу как человек. Надо только соблюсти меру: не разбаловать, но и не забить до смерти.

Сотни тысяч людей, выполняющих для Небодержца его подвиг, были сбиты в простую, грубую, но надежную систему. Великий Кормчий Канала Ацтар, озирая работы со своей Башни, раздавал повеления и угрозы кормчим краев. Каждый из них делил задания и проклятия между двумя десятками кормчих ладей. Те передавали урок и заряд злобы подкормчим наделов, подкормчие — надсмотрщикам. Набрав силу, волна заданий и злобы обрушивалась на рабов. Беспомощные перед копьями стражей и клыками зверей, они могли отдать эту злобу лишь земле и камню. Так локоть за локтем росла вширь и вглубь гигантская рана на теле Срединной земли.

Поэтому каждое утро Ор под ругань Агдана и свист плетей нарезал землю для сотен, считал сломанные лопаты и писал прошения о новых, вызывал мамонтов убирать глыбы, мерил локти и охваты.

— Еще! Еще! — тряс кулаком Агдан. — Еще! — грудью лез на Агдана кормчий ладьи. — Еще! — с тихой угрозой говорил кормчему Глава края…

С горьким смехом вспоминал Ор надежды Иллы, что здесь он совершит подвиг, который соединит его с любимой. Нет, здесь было место лишь Подвигу Подпирающего. Для остальных Канал был проклятой, бессмысленной, иссушающей ум и силы погоней за охватами н локтями, погоней, которой, казалось, никогда не придет конец.

Вскоре хозяин перестал проверять, как Ор считает охваты, делит урок между днями и сотнями. Он мазал краской свой бронзовый знак и прикладывал к листу, после чего тот становился повелением или доношением. А у Ора подсчеты, замеры, споры с сотниками, придирки хозяина пожирали дни, не оставляя ни времени, ни сил думать, чувствовать, мечтать. Лишь ранним утром, когда он шел размечать ломти, душа его чуть оживала.

Никогда в жизни Ор не был так одинок. Атланты и рабы смотрели на него с презрением и ненавистью. Писцы и прислужники подкормчих, казалось, были ему ближе других. Но гию претило их раболепство перед хозяевами, похвальба украденными кусками и хозяйскими обносками. Сам он считал, что лишняя оплеуха лучше лишнего поклона, и в ответ на проклятия и удары хмуро молчал.

Единственным, кто отнесся к нему дружелюбно, оказался, как ни странно, Сангав — умелец при кормчем ладьи. Этот круглолицый весельчак следил за работой на всех наделах, ведал починкой инструмента. Впервые увидев Ора с листами и щепками, он хлопнул себя по бокам и долго заливисто смеялся. Ор уже привык к такому веселью при виде гия-писца и спокойно ждал, когда атлант утихнет. Они обошли надел, и Сангав долго объяснял, как копать сточные канавы, чтобы осушить раскисшую от дождя землю.