Будь со мной честен

– Кажется, нет. Я не поняла, что случилось. У него бывают припадки?

– Слава богу, нет. Вероятно, ты его чем-то огорчила.

– Я ничего такого не делала, – сказала я.

Фрэнк, не открывая глаз, разжал кулак и обличительно ткнул в меня указательным пальцем.

– Она хотела взять мою вафельницу.

– Я всего лишь предложила помочь, – возразила я.

– Я же говорила: не прикасаться к вещам Фрэнка.

Мими подняла мальчика, поставила на ноги и надела ему на голову шляпу.

– С тобой все хорошо, малыш?

– Когда-нибудь непременно будет, если верить доктору Абрамс, – сказал он.

Мими повернулась ко мне, и я замерла, как кролик под гипнотическим взглядом удава.

– У нас здесь не так много правил, Пенни, – сказала она. – Если ты не согласна им следовать, то лучше уходи.

– Элис, – сказала я. – Меня зовут Элис.

Но она уже была на середине коридора. Услышав, как хлопнула дверь кабинета, я прижала ледяные пальцы к пылающим щекам. «Не дай себя отпугнуть».

Фрэнк тем временем деловито вытащил вафельницу из коробки, снял пупырчатую упаковку и включил прибор в розетку, после чего подошел к холодильнику.

– Я люблю с шоколадной крошкой, – с бесстрастностью телефонного автоответчика сообщил он, взял с полки лоток яиц и немедленно уронил его на пол.

– Надо же, ни одно не разбилось, – сказал он, подняв картонку и рассмотрев содержимое. – Отлично. Сегодня прямо счастливый день.

4

«Мы практически не выходим из дома», – нацарапала я в блокноте с единорогом через десять дней после прибытия. Я сидела в прачечной, дожидаясь окончания сушки, чтобы вытащить простыни, пока они не помялись, и спрятать между ними блокнот, который намеревалась отнести в свою комнату. Заодно я поглядывала на Фрэнка, который воевал с розмариновой живой изгородью, вооружившись пластмассовым мачете. Психиатр Фрэнка, доктор Абрамс, уехала из города на весь июль. Школа начнется только после Дня труда. Всю материальную и духовную пищу – продукты, канцтовары, одежду для Фрэнка – доставляли нам к воротам. Даже питьевую воду, хотя она свободно текла из всех кранов. Выходить было незачем, и мы сидели дома.

«Фрэнк – весьма своеобразный клиент, – писала я. – Что касается Мими, я ее практически не вижу. Она почти не выходит из кабинета».

Я с трудом удержалась от комментария «потому что ненавидит меня».

Мими запиралась в кабинете сразу после завтрака и не выходила до самого вечера. После ужина она читала Фрэнку, играла с ним в «Улику», его любимую настольную игру, или смотрела с сыном кино и разбиралась со счетами, время от времени недовольно ворча себе под нос. Обращаясь ко мне, она отводила глаза. По сути, это трудно было назвать полноценными разговорами: так, обмен информацией, да и то не часто.

После происшествия с вафельницей мои отношения с Фрэнком, можно сказать, наладились. Когда я извинилась за нарушение правил, он сказал:

– Ничего страшного, ты просто еще не усвоила урок. Что бы там ни говорили, я не верю, что неведение может быть благом.

После этого он тысячу раз объяснял мне сложную и запутанную систему правил от Фрэнка Бэннинга. Например, я могла безнаказанно стирать и складывать его одежду, а как только вещи постираны, поглажены и разложены по полочкам – руки прочь! Я имела право смахивать пыль со всех поверхностей в его комнате, только не дай бог прикоснуться к тому, что на них находится! Мне пришлось заново усвоить горький урок, когда я совершила непростительную ошибку, решив выставить правильное время на двух механических будильниках у него на столе и прикроватной тумбочке, которые надо заводить вручную. Эти агрегаты сводили меня с ума. Они громко тикали и никогда не показывали правильное время – ни в Лос-Анджелесе, ни где-либо еще. Фрэнк молча, не меняя выражения лица, наблюдал за моими действиями, а когда я закончила, швырнул их один за другим через всю комнату. После этого он начал биться головой о стол.

– Фрэнк, прекрати! – испуганно закричала я, но, к счастью, вспомнила, что к нему нельзя прикасаться – правило номер два, и просто положила руки на то место, по которому он стучал.

Наверное, биться головой о мои руки было не так интересно, как о твердое дерево, и мальчик перестал. На лбу осталось красное пятно, и я могла только надеяться, что оно не превратится в синяк.

– Не трогать мои вещи, – как ни в чем не бывало сказал Фрэнк. – Правило номер один.

– Извини, пожалуйста, Фрэнк. Я виновата. Прошу тебя, не надо больше стучать головой по столу. Это невыносимо.

– Многие так считают, – отозвался Фрэнк. – В частности, мама. Она говорит, что дешевые приемы, с помощью которых я испытываю новые авторитеты, доведут меня до сотрясения мозга.

– Ты меня испытываешь?

– Так считает мама. А я просто пытаюсь спасти свою голову от взрыва.