Будь со мной честен

Что касается больной, то я с трудом уговорила ее вылезти из кардигана и джинсов с засохшими пятнами крови и облачиться в мой спортивный костюм. Будучи ответственной за стирку, я уже заметила, что у Мими нет нормальной домашней одежды. Спала она всегда в белых ночных сорочках с кружевами, и я боялась, что такая нежная вещь будет безнадежно испорчена, если кровь протечет через повязки. Как ни странно, она согласилась позаимствовать мой костюм, хотя отказалась от помощи с переодеванием. Правда, позволила уложить себя в постель и моментально уснула. Теперь она восстала, точно Феникс из пепла, и материализовалась у меня за спиной: в моей спортивке с утопающими в слишком длинных рукавах руками, забинтованная голова упрятана в серый капюшон, под глазами залегли черные круги, а на груди горит алая надпись «Небраска». Увидев эту картину, я чуть не грохнулась в обморок.

– С мистером Варгасом, – сказала я. – Не хотела, чтобы он волновался, если вдруг услышит о несчастном случае. Медсестра сказала приготовить охлаждающий пузырь, чтобы снять отек. Раз вы встали, то я этим займусь.

– Дай мне трубку.

Я усадила Мими на диван и протянула телефон. Дрожащими руками подсунув ей под спину мягкую подушку и укрыв ноги от сквозняка, проникающего сквозь заклеенную дверь, я поспешила на кухню, чтобы наполнить льдом охлаждающий пузырь, найденный по моей просьбе Фрэнком – розовый, в клеточку, с закручивающимся металлическим колпачком. Он напомнил мне пузыри со льдом, которые использовали для лечения похмелья герои романтических комедий в эпоху Дорис Дэй.

– Где ты его взял? – спросила я.

– Попросил на день рождения, когда мне исполнилось шесть.

– Зачем?

– В тот год стояла невероятная жара. Я ходил в нем в школу, привязав к голове бордовым шарфом «Эрмес», который принадлежал в свое время моей бабушке. Принести шарф?

– Думаю, обойдемся. Хотя за предложение спасибо.

Доливая в пузырь немного воды из-под крана, чтобы тот лучше прилегал к лицу Мими, я смотрела в окно на переливающийся огнями Лос-Анджелес. На востоке небо расчертили пестрые фейерверки. По всей видимости, их запускали над голливудской чашей либо над стадионом «Доджерс». Я сначала подумала, что там идет концерт или футбол, и лишь увидев вспышки внизу, на пляже Санта-Моники, и к западу, над холмами Малибу, вспомнила, что сегодня Четвертое июля.

Когда я вернулась в гостиную, Мими закончила разговор, и по ее лицу текли слезы. Я положила пакет и схватила коробку салфеток.

– Где Фрэнк? – спросила она.

– Спит. Что с вами?

– Спит? Это невозможно.

– Как видите, возможно. Я завернула его в плед, уложила на полу в малой гостиной, навалила на него гору диванных подушек и включила канал с корейским языком. Что случилось? У вас что-то болит?

– Всё.

– Приложите лед. Я посмотрю по времени, можно ли выпить еще одну таблетку болеутоляющего.

– Я не об этом.

Мими сняла капюшон и приложила лед к тому глазу, который опух меньше.

– Это пузырь Фрэнка, – сказала она. – Подарок на день рождения. Сначала я купила обычный, голубого цвета, и Фрэнк страшно огорчился. Я целую вечность искала такой, как ему хотелось. Все не решалась купить розовый. Когда я сказала Фрэнку, что сомневаюсь, он заявил: «Розовый – это индийский синий».

Она взяла салфетку и вытерла слезы.

– Я постоянно думаю, что с ним будет, если со мной что-то случится.

– С вами все хорошо. Так сказали врачи. И я здесь.

– Я не вечная. И ты здесь тоже не навсегда.

Она устало откинулась на спинку дивана.

– Когда у меня были деньги, я не волновалась за Фрэнка. На богатого ребенка всегда найдутся желающие, даже если он со странностями.

– Я не собираюсь вас бросать. Деньги вы заработаете. Фрэнк не со странностями. Он просто не такой как все.

– Ты хотя бы не сказала «с особыми потребностями», – фыркнула она и, поморщившись, приложила пузырь к брови. – Айзек прав. Настоящая Поллианна.

В ее устах это прозвучало чуть ли не оскорблением. Порой я не понимала, что нашел в ней мистер Варгас.

– Кстати, как все прошло вечером? – спросила она. – Я так устала, что забыла спросить, когда вернулась.

– Нормально.

Она почему-то вновь заплакала. Без слез, навзрыд.

– Может, позвонить кому-нибудь? – предложила я ей. – Родственникам, отцу Фрэнка?

И тут же сказала себе: «Заткнись, Элис».

– Все мои родные умерли, – сказала она, взяв себя в руки. – Отец Фрэнка исключается.

Мими положила пакет на колени, деликатно прочистила нос и уставилась стеклянным взглядом в дыру на месте раздвижной двери. Она не подавала никаких признаков жизни; я испугалась, что она умерла с открытыми глазами, как в кино, и с трудом переборола искушение найти зеркальце и приставить к ее носу, как вдруг она сказала:

– Фейерверки.

– Да, здорово, что их видно, несмотря на стену.

– Представляешь, я купила этот дом ради видов. А еще я знала, что моя мать его возненавидела бы.

– И как, план удался?

Мими вновь приставила лед к брови и вздохнула.