Будь спокойна за меня, мама

Вика называла эту поговорку идиотским бредом древних маразматиков, и приводила, в качестве доказательства, тот аргумент, что если мужчины будут стремиться выращивать только сыновей, то некому будет этих сыновей рожать! Мама говорила, что это образное выражение, которое подразумевает воспитание детей вообще! Но Вика не уступала. Она говорила, что слово «сын» указано явно. И еще, эта дурацкая поговорка внушает людям превосходство мужчин над женщинами. А это в корне не правильно! И как же быть тем, у кого вообще нет детей? Они, значит, не настоящие что ли? Мама не находила, что возразить на это. Она только улыбалась, разводила руками и говорила: «Ну мы же с тобой не переделаем эту поговорку!» Вику, также, бесила эта мамина покорность и она резко выговаривала: «И не надо ее переделывать! Ее нужно просто забыть! И никогда больше не произносить! Потому, что настоящий мужчина никому ничего не должен! Если он решит быть строителем, то он будет строить дома, если решит быть садовником, то он будет сажать деревья, а что касается сыновей или дочерей, то это как получится!»

Мама понимала, что дочери явно не хватает отцовского внимания. Она просила мужа побольше общаться с Викой. Но все разговоры отца и дочери постоянно сводились к нравоучениям со стороны отца, и последующей ссорой. Папа сердился на дочь, называл ее взбалмошной и неблагодарной. Вика чувствовала как охладела папина любовь к ней, и это только вызывало желание самоутвердиться хотя бы вне семьи.

Марина слушала рассказ Вики и пыталась вспомнить, какую реакцию вызывал у нее новорожденный Максим. Конечно, ей тогда было только шесть с половиной лет, а не двенадцать, как Вике. Но даже и намека, чтобы невзлюбить своего братика не было. Напротив, рождение Максима явилось чудеснейшим событием не только для мамы и папы, но и для Марины. Она помнила, что когда мама еще была на последних месяцах беременности, они после ужина садились втроем, а точнее сказать, вчетвером. Мама с будущим Максимкой по середине, папа с одной стороны, Марина с другой, и разговаривали. Марина прикладывала ладошку к маминому животику, и с радостью ощущала, как там, внутри шевелится и брыкается новый человечек. Марина с ним говорила и пела ему песенки, чтобы тот успокоился и уснул, но Максимка не унимался, что вызывало у всей семьи счастливый смех. А когда Максимка родился, Марина каждый день, вместе с папой ездила в родильный дом и смотрела как мама через окно показывает им крохотное существо, которое было ее братиком. Через пять или шесть дней Марина с папой приехали, чтобы забрать маму с Максимкой домой. Папа вручил тете врачу пакет с подарками, а маме большой букет цветов. Взамен, папе вручили какой-то сверток перевязанный голубой ленточкой. Марина попросила, чтобы папа дал ей не надолго подержать братика. И папа, с улыбкой, бережно передал дочери это, завернутое в пеленки и одеялко, сокровище, легонько придерживая руки Марины. Максимка крепко спал. По его, почти круглому, лицу невозможно было понять, на кого он был похож. Марина задала вопрос родителям. Папа предположил, что Максимка будет похож на маму, но глаза, скорее всего, будут папины. Марина, почти утвердительно, заявила, что это все потому, что она похожа на папу, а глаза мамины. Тетя врач пояснила, что в большинстве случаев первая дочь бывает похожа на папу, а точнее на папину маму, а первый сын походит на маминого папу. Это высказывание показалось Марине очень интересным, и она спросила: «Тогда на кого же будет похожа вторая дочь?» Тетя врач от души рассмеялась, и погладила по голове любознательную девочку, и посоветовала: «Вот пойдешь в школу, будешь хорошо учиться, и в старших классах вы будете изучать интереснейшую науку, которая называется «биология», что означает «наука о жизни», и ты найдешь ответы и на этот, и на многие другие вопросы!»