Будь у меня твое лицо

Я в последний раз проволакиваю Черри за хвост и тыкаю лицом в пол в туалете. Наклонившись, выуживаю телефон из ее кармана и бросаю в унитаз. Брызги покрывают волосы девчонки. Затем я снимаю с нее туфли и ухожу с ними, захлопнув дверь. Пройдя несколько кварталов, швыряю их в переулок – так далеко, насколько способна.

* * *

Когда я возвращаюсь домой, Суджин ждет меня с моим любимым тортом из зеленого чая – его она покупает в пекарне рядом с работой.

Суджин все еще закрывает нижнюю часть лица темно-коричневым шарфом, несмотря на мои уверения, что дома лучше его снимать. Она собирается прятаться под маской, пока опухоль не спадет.

– Дорогая, мне так жаль. Тэин… – Голос под шарфом звучит приглушенно. Суджин крепко обнимает меня, а затем отстраняется и вглядывается в лицо. – Подожди, ты почему такая взволнованная?

В тоне сквозит подозрение. Я, пожав плечами, лезу в кухонный ящик и беру две вилки. Меня трясет, мне нужно успокоиться.

– Я хотела отложить до дня рождения, но, кажется, тебе нужно взбодриться, поэтому… – Она открывает сумку и достает маленький белый конверт. Внутри – билет на последнее перед мировым турне шоу «Краун» в Сеуле. – Я выпросила его у одной из клиенток, которая работает в компании по распространению билетов! Вероятно, его трудно достать, но она работает со мной уже несколько лет и взяла с меня всего десять процентов от стоимости, что очень мило с ее стороны. Хотя… Как ты думаешь, из-за этого скандала люди не начнут возвращать билеты?

Суджин все болтает и болтает, открывая холодильник и доставая оттуда пиво. А я смотрю на билет, не отрывая глаз, – слишком невероятно, чтобы быть правдой. С недоверием провожу пальцем по толстой бумаге зеленого цвета и… начинаю плакать. Суджин наклоняется, разливая пиво, и машинально начинает гладить мои плечи.

– Что случилось, Ара? Что не так? – Теперь она запаниковала. Я сажусь. Слезы падают мне на ладони и на драгоценный билет. – В чем дело? Ты можешь поделиться со мной, – утешает она меня.

Так, как всегда утешала, с самого детства.

Кьюри

Я снова выпиваю с моей юной подругой Нами и избегаю встреч с Суджин, которая уже скоро вернется домой и опять начнет барабанить в мою дверь.

Мы сидим в моем любимом ресторанчике «Поча». Здесь подают рыбные котлеты в супе одэн – прекрасное сочетание соленого и сытного. А еще владелец всегда угощает нас бесплатными закусками к соджу. Он влюблен в меня. На прошлых выходных он выпил с нами и съел немного жареной курочки, доставленной из другого ресторана – просто потому, что я захотела крылышки под соусом кочхуджан[16]. Он из тех тощих, неуклюжих типов, которые знают, что у них нет шансов и это единственный способ понравиться мне.

Мы с Нами выпиваем вместе минимум раз в две недели. Пить самим – не то же самое, что пить на работе. Когда мы пьем, это по определению означает «игра окончена». Никому не поспеть за нами, и никто нам не нужен; мужчины иногда пытаются присоединиться, но быстро сдаются, видя, как мы опрокидываем шот за шотом, не обращая на них внимания. Нам с Нами хватает мужчин и на работе, на выходных им лучше оставить нас в покое. На нас мешковатые свитшоты, кепки закрывают глаза, губы не накрашены – лишь стрелки на глазах, но к нам все равно подходят познакомиться. «Вы слишком красивы, чтобы пить в одиночку. Можно к вам присоединиться?» А когда мы игнорируем всех этих типов, они начинают вести себя скверно. «Вот херня, – по-настоящему мужественно бормочут они себе под нос, уходя. – Высокомерные шлюхи».

Нами – единственная, с кем я общаюсь со времен квартала красных фонарей. Никто из девушек «Аякса» не знает, что когда-то я работала в Миари, а если бы и узнали, то наверняка многие больше никогда бы со мной не разговаривали. Нелепость: мы все занимаемся одним и тем же, даже если ты входишь в «десятку самых красивых» и не обязана спать с клиентами. Но они все равно осудили бы меня. Это человеческая натура – чтобы чувствовать себя лучше, нужно смотреть на кого-то сверху вниз. И нет смысла расстраиваться из-за этого.

Я бы очень хотела рассказать все Суджин, но пока предпочитаю избегать ее. Эти дни у нее глаза бешеные – ее маникюрный салон трещит по швам, и начальница сказала, что, возможно, скоро ей придется ее рассчитать. Прошло всего два месяца после операции, и ее лицо до сих пор восстанавливается. Суджин все еще смешно разговаривает из-за невозможности широко открыть рот, но уже преследует меня, мечтая устроиться в рум-салон. Я ответила, что сейчас ей лучше поискать работу маникюрши, чтобы спокойно прятаться за маской от пыли, к тому же там на ее лицо никто не обратит внимания.

Проблема в том, что Суджин чувствует себя обязанной заботиться об Аре. Да, Ара – инвалид, но у нее есть работа, пусть и не очень высоко оплачиваемая. Когда я прошу Суджин позаботиться сначала о себе, а уже затем о ком-то еще, та начинает сетовать, что Ара не выживет в реальном мире и ее нужно защищать. Потому Суджин должна зарабатывать столько, чтобы им хватало на двоих.