Будда

Бывало, во дворец приходил адхварью, знаток Яджурведы, и Сидхартха вместе с ним совершал обряды, сопровождая их жертвенными формулами и заклинаниями. Он совершал их с тем большим интересом, чем меньше понимал в происходящем. И это тоже было для него привычно. Уже теперь он хотел бы достичь так необходимого ему знания. Он считал, что это приблизит к нему чудную и смутно ощущаемую им жизнь древних ариев. Про них ему хотелось знать все больше и больше, они в его воображении возвышались над другими народами силой духа и осознанием своего предназначения в мире. Сидхартха мысленно видел белые рисовые поля и расцветшие разнообразными лотосами старые пруды, а возле них соскальзывающие с высоких скал гибкие горные реки и прячущиеся под ветвями густозеленых деревьев низкие, едва поднявшиеся над землей жилища ариев и их самих, крепких, рослых, с ярко выписанным, четким окладом лиц, спокойно и неторопливо оглядывающих все окрест, примечая и слабую лесную травинку, зацепившуюся за темный ствол пипалы и весело потянувшуюся к солнцу.

Сидхартха видел ариев, и душа его изнывала от радости. Он уже теперь едва ли не все знал о них: и про тех, кто, протолкнувшись через Кабульское ущелье, осел на здешних землях, и про тех, кто ушел на Север… Ему было приятно чувствовать себя принадлежащим к этим сильным людям, хотя в нем жило и другое чувство, про него он еще не умел сказать, но оно с каждым днем подталкивало его к мысли, что он принадлежит не только этому миру. Возникало ощущение, что Боги окружали его и внушали любовь к иной жизни, он искал той жизни, хотя и не так упорно, как, наверное, следовало. Его ум еще не научился определяться среди окружающего мира, четко и ясно отвечать на вопрос, что есть что, и оттого смутно бывало Сидхартхе и пощипывало на сердце. И, если случалось так, он садился в тени деревьев и погружался в созерцание.

И, о диво, точно бы Боги снисходили к нему и нашептывали ласкающие слух слова. Но бывало и по-другому, это когда возле него кружился всемогущий Мара, ему подчас удавалось оттеснить добрых Богов и парить над ним, колебать его нестойкий ум, говоря, к примеру, про желанность всякого удовольствия, про слабость души человеческой. Сидхартхе стоило немалого труда не поддаться мягким и льстивым уговорам. Получалось так, что и в нем и вокруг него шла борьба противных друг другу сил. Сидхартха хотел бы ничего не замечать, было неприятно знать про эту борьбу, она стесняла его сущность, как бы стремилась источить ее, ослабить.

Все, что теснилось в нем, вблизи него, было стойко и углубленно. Сидхартха порою уставал от этого и говорил про то, что мучало его, Ананде и Арджуне, а то и Девадатте. Они внимательно выслушивали, но, если Ананда и Арджуна с сочувствием смотрели на царевича, то Девадатта смеялся и не верил, вспоминал о святых отшельниках, они одни могли приблизиться к Богам, чему способствовала святость их жизни и склонность к суровому тапасу. Сидхартха еще не встречался с такими людьми, но хотел бы встречи с ними. Девадатта говорил о святых отшельниках, но царевичу иногда казалось, что кшатрий не с ними, а там, где Мара… Трудно было избавиться от этого чувства, однако ж Сидхартха делал усилие и заставлял себя думать о другом… Брал в руки священные тексты и читал то Ригведу, и тогда, как полагали брамины, к далеким предкам, в те места, где пребывали они, текли реки масла, то Самоведу, и тогда туда текли реки меда…

Закончив чтение, Сидхартха, следуя обычаю, произносил мягким певучим голосом:

— Поклонение Брахману, поклонение Агни, поклонение Земле, растениям, поклонение владыке речи, поклонение Вишну…

— Птица принадлежит мне, Девадатта, — повторил Сидхартха и поднял с земли лебедя и понес во дворец.

Он вылечил белую птицу и отпустил ее, долго смотрел, как она подымалась в небо, у него было чувство, что он не расстался с нею, а точно бы стал частью той жизни, которою будет жить лебедь. Но и лебедь понимал про своего спасителя и хотел бы принести ему удовлетворение, только в обличие от людей не знал, как этого добиться, и, считая, что человеку будет приятно смотреть на его легкий и спокойный полет, возносился все выше и выше, пока не сделался точкой во Вселенной, а спустя немного и ею самой, неразделимой…

7

Ночью выйдешь в парк, посмотришь вверх и увидишь звезды и забудешь про все, узришь диковинное и сердце как бы остановится и уж нет его и тебя тоже нет, а есть огромное небо, населенное Богами и духами, дэвами и тенями, их так много, что они не всегда могут разойтись и сталкиваются. Но не сразу догадаешься, что это, может, тени тех, бывших в свое время людьми, а ныне в ожидании скорого перерождения мечущихся в тревожном неведеньи.