Будда и Моисей

Когда я посещал церкви и стоял в толпе молящихся на богослужениях, то понимал, что именно в православии мистической опыт имеет ярко выраженный объективный характер. Я всей душой ощущал, глядя на лица верующих, что они участвуют в своём роде выхождении из своих тел и присутствуют на духовной встрече с проявлением мистических сил. Мои посещения церкви были самыми яркими страницами моей жизни, когда я сам участвовал в подлинной жизни Православия. И его мистика была похожа на некий воздух небес, напоённый благоуханным ладаном, окружающий меня и всех молящихся в церкви в той или иной степени уплотнённости. Он как бы, постоянно двигался, поднимался и уходил с лёгким дымком в глубину купола к ликам святых и угодников, увлекая за собой мою душу. Стоило мне только войти в нашу православную церковь, и уже на пороге я ощущал эту особую мистическую атмосферу, которая погружала меня в некое пространство, отделённое от реального мира. А во время богослужения и молитвенного песнопения, мы все, находящиеся в церкви, как бы перемещались в Царство Божие, и напитывали себя такой чистотой, что её хватает до нового посещения церкви. Почему такое происходит только в нашем православном "намоленном храме"? – до сих пор я не мог понять. Может быть, из-за того, что именно на нас тогда опускалось облако славы божьей.

Я лёг на спину и устремил свой взгляд в небо. Оно было синем и чистым, и только одно облачко висело над нашим эдемским садом.

И раньше моя жизнь в Православии была связана с видением иных миров. Без этого видения она просто как бы и не существовала. Во время богослужения я как бы вместе со всеми проникал в этот мир божий, и, опираясь на воспоминание духовного предания, как бы напрямую общался с Господом, Матерью Божьей и святыми, и через это общение ощущал причастность к вещам невидимого мира. В той мистике я обретал свою новую реальность, и постоянно пребывал в ней. Мне казалось, что именно та нисходящая на меня атмосфера делала меня причастным к святости, к подлинности моего истинного существования во вневременном пространстве. Я ощущал только в своей церкви нечто неподдающееся ни описанию, ни объяснению, нечто такое, от чего чувства и переживания невозможно было сравнить ни с какими другими моими бдениями в буддистских монастырях и моим стремлением и потугой к просветлению. Именно та святость православия зажигала всегда во мне фонарь духовности, того особого состояния, которое невозможно сравнить с тем, что я переживал здесь, в Японии, стараясь с буддистами разжечь в себе дух просветления неведомо каким огнём, который пока так и не зажёг ещё мой духовный фитиль. Может быть, мне не хватает того мистического реализма моей церкви и того состояния души во время православного богослужения, вне которого всё теряет свою силу, и не получается той совершающейся мистерии боговоплощения.

На этих мыслях я задремал и окончательно провалился в пустоту.

День седьмой «Летающий Заяц»

Этот бренный мир,

С чем сравнить могу тебя?

Рано на заре

Так от берега ладья

Отплывает без следа…

Песнь настоятеля буддийского монастыря Сами Мансэя (III-351) «Манъёсю»

Und Gott sprach: Es werden Lichter an der Feste des Himmels, die da scheiden Tag und Nacht und geben Zeichen, Zeiten, Tage und Jahre und seien Lichter an der Feste des Himmels, dass sie scheinen auf Erden. Und es geschah also.

Вдруг я неожиданно проснулся. Монахи ещё спали. Лёжа на спине, я устремил взгляд на небо и следил за движущимся облачком над нашим садом. Вот оно остановилось, зависло в воздухе как воздушный шар, расцвеченный пронизывающими лучами солнца. Облачко постоянно меняло свою конфигурацию. В какой-то момент я вдруг уловил в нём некую схожесть с лицом моей возлюбленной Натали. Оно мне показалось мертвенно бледным, как её посмертная маска.

Внутренне я содрогнулся от увиденного и подумал: Только не это, только бы она осталась в живых, только бы избежала смерти. Говорят, что люди становятся совершенными и наделёнными великой мудростью только одно-единственное мгновение – в момент смерти, и что смерть является не чем иным, как постижением конечного смысла, последним, наконец-то свершившимся актом самоотречения. Но я не хочу, я не желаю всей своей душой, чтобы моя ненаглядная возлюбленная Натали таким образом достигла этого совершенства, конечного результата своей жизни. Пусть она будет всегда такой, какой она есть, и не меняется. Я буду любить её даже глупенькой, но только бы она жила, пусть она будет несовершенной, пусть делает массу ошибок в своей жизни, путь даже предаст меня, но только бы она оставалась в живых. Мне не нужна она мёртвая.