Будда из Бенареса

— Знаешь, по дороге сюда я остановился передохнуть в Айодхье. Двое кшатриев на постоялом дворе толковали о битве за Чампу. Они говорили, что пальцы лучников-ангов были стерты в кровь, а погибшие лежали вокруг города, как коровьи лепешки на поле крестьянина. И все-таки Чампа не устояла.

— Почему ты вспомнил об этом?

— Не знаю… Может быть, потому, что, въезжая в Бенарес, я увидел редкое зрелище. Все дома в городе освещены сотнями тусклых огоньков. У вас завтра праздник?

— У нас что ни день, то праздник, — хмуро ответил хозяин.

— Что ж, Бенарес — это город жрецов, не так ли?

Амритодана пожал широкими плечами.

— Говорят, Ганга смывает грехи, вот сюда и бредут все, кому не терпится взлететь к небу с дымом священного костра… А наши брахманы греют на этом руки. Однажды я напомнил правителю, что его власть держится не только на гимнах Ригведы, но и на кшатрийских копьях. Знаешь, что он сделал? Повелел устроить для юношей Бенареса день состязаний! Так у нас стало одним праздником больше.

— И даже теперь он не входит в разум?

Хозяин покачал головой.

— Боюсь, светильник его разума лишился блеска и скоро потухнет. Как ты знаешь, освященный купаньем синдхский жеребец был выпущен из Шравасти в сопровождении полусотни кошальских юношей. Не думаю, чтобы на то была воля богов, однако вскоре жеребец уже пасся на наших лугах. И что же сделал наш раджа с человеком, который первый предупредил его о войне? Он назвал этого несчастного торговца пряностями изменником и приказал ему, в подтверждение его слов, достать монету из сосуда с кипящей водой!

— И тот достал?

— Обварил руку. Правда, через пару дней я добился его освобождения.

Вельможа улыбнулся.

— А ты ничуть не изменился… справедливый кшатрий Амритодана.

— Скажу тебе правду: здесь в Бенаресе мы беспомощны, как коровы, у которых привязаны телята, — глухим голосом сказал начальник слоновника. — Что случилось в долине Ганги за последние полгода? Раджа Магадхи треплет царство ангов, как волк — овцу; раджа Вайшали готовится к бою и окунает свой меч в смесь из жертвенной крови и слоновьего молока; раджа Кошалы отстроил крепость и высматривает слабых соседей, как ястреб, парящий кругами… И в это время раджа Бенареса советуется со жрецами, какие кольца носить, чтобы уберечься от злых сил, и собирается совершить возлияние масла из двух тысяч сосудов!

— Клянусь Индрой, откуда такая щедрость?!

— Видишь ли, ему приснился ребенок, скрытый в тайной пещере.

Гость отправил в рот сразу три свернутых листа бетеля.

— И что сказали жрецы? — спросил он, жуя.

— Первый жрец-толкователь предположил, что ребенок — это великий воин, который пока скрыт от мира, но вскоре явится на помощь Бенаресу и обеспечит ему победу. Второй толкователь возразил, что ребенок — это сам правитель Бенареса, а пребывание в пещере означает тайное возрастание могущества и славы раджи. Первый толкователь тут же согласился со вторым, дескать, его слова следует понимать иносказательно: конечно же, другого великого воина, кроме раджи Бенареса, нет и не может быть в Арьяварте… Но это еще не все. В следующем сне раджа оказался в дремучем лесу, где ему встретился голый мальчик, оседлавший льва. Толкователи объявили в один голос, что сон очень благоприятен, ибо мальчик — это сам раджа, а лев с царственной гривой возвещает грядущее величие Бенареса. В третьем сне на мальчике было дхоти, и он преспокойно спал на ветке баньяна. «Дитя ходит нагим, но потом надевает повязку, а царство, повзрослев, облачается в одежды державы, — сказали толкователи. — Твое царство, о раджа, будет великим и сильным, подобно многорукому баньяну из твоего ночного видения. Ветви баньяна — это жертвоприношения, совершаемые нами, брахманами, и каждая из ветвей поддерживает тебя на троне». После столь обнадеживающих знамений раджа обнародовал указ, вдвое увеличивающий число ежегодных праздников, наградил брахманов шелковыми одеждами и вознамерился совершить возлияние масла, какого еще не знали боги.

Вельможа уже хохотал, держась за бока и брызгая во все стороны красной от бетеля слюной. Глядя на него, Амритодана тоже начал смеяться.

— Ты тоже ничуть не изменился, Дхота, — сказал он.

Они помолчали.

— Знаешь, брат, раджа Шуддходана мог послать меня за цветком удумбары, но я бы не сошел с места, — заговорил Дхота, вытирая ладонью губы. — Кровью клянусь, я никогда не прискакал бы умолять тебя о помощи, если бы стране Шака не угрожала беда.

— О, бык! Что еще за беда?

— Сын Прасенаджита по имени Видудабха. Он будет косить врагов, как прошлогодний тростник.

— Видудабха угрожает славному городу Капилавасту? Да неужели? Кажется, ты обнаружил крокодила в чашке воды?

— Но это правда, брат. Кошала наводнена нашими лазутчиками. Кстати, ты знаешь, что Видудабха сын шакийской рабыни?

— Первый раз слышу. Мне говорили, его мать — дочь кшатрия Маханамы из Капилавасту.