Буддизм: основы пути

Соотношение между счастьем и сосредоточением иллюстрируется довольно любопытной историей из канонических текстов. Повествуют, что однажды некий царь пришел к Будде расспросить его об учении. В ходе беседы встал вопрос: кто же из них обоих счастливее — Будда счастливее царя или царь — Будды? Царь был совершенно уверен, что именно он счастливее. «Посмотри, — сказал он, — у меня есть дворцы, войско, богатство, красавицы, а у тебя ничего нет. Ты тут сидишь под деревом рядом с жалкой хижиной. У тебя ничего нет, кроме желтого одеяния и чаши для сбора милостыни. Очевидно, я тебя счастливее». Будда ответил: «Позволь задать тебе вопрос. Сможешь ли ты просидеть час совершенно неподвижно, переживая полное и совершенное счастье?» Царь ответил: «Пожалуй, смогу». Будда спросил: «А сможешь ли ты просидеть здесь неподвижно шесть часов, переживая полное и совершенное счастье?» Царь ответил: «Это было бы трудновато». Будда спросил: «А сможешь ли ты просидеть здесь весь день и всю ночь в полной неподвижности, переживая все время полнейшее счастье?» Царь признался, что это выше его возможностей. Тогда Будда сказал: «Я могу просидеть здесь семь дней и семь ночей, не шевелясь и переживая все время полное и совершенное счастье. Поэтому, думается, я тебя счастливее».

Из этой истории явствует, что счастье Будды проистекало из его сосредоточения, а его сосредоточение — из счастья. Поскольку он был счастлив, он мог сосредоточиться; поскольку мог сосредоточиться, был счастлив. То обстоятельство, что царь не был способен сосредоточиться, свидетельствует, что он не был столь счастлив, как ему мнилось.

Все это очень тесно связано с нашей практикой медитации. Мы знаем, что медитация начинается с сосредоточения. Однако для нас сосредоточение оказывается очень трудно. Оно нам трудно просто потому, что мы несчастливы. В нас трещина, наши эмоциональные энергии не интегрированы. Поскольку это так, мы не можем сосредоточиться и сфокусировать эти энергии в одной точке. Следовательно, мы пытаемся силой удержать ум на ней. А тогда возникают все виды препятствий и отвлекают нас. Сосредоточение — нечто такое, что связано с целостным существом, а не только с сознательным умом.

Весьма знаменательно, что сосредоточение в этом глубоком смысле — как самадхи — возникает только на этой стадии пути, когда полдороги уже позади. Это указывает на важность подготовительной работы к медитации. Мы не можем просто взять, усесться и возомнить, будто способны к медитации. Такой возможности нет. Если мы действительно хотим медитировать, нам нужно пройти все предшествующие стадии. Если мы все их прошли, то тогда упражнения на сосредоточенность, которыми мы займемся, станут лишь завершающим штрихом. Очень многие люди, однако, не имеют личного опыта переживания неудовлетворенности в жизни. В них не зародилась вера, у них не было большого переживания радости. Они заведомо не переживали особого восторга или покоя. Они пребывают в своем обычном, неугомонном, неудовлетворенном состоянии. Только когда мы достигнем этой стадии пути — стадии самадхи — мы сможем на деле начать настоящее сосредоточение, потому что наши эмоциональные энергии будут объединены и мы будем уже — вероятно, впервые в жизни — счастливы.

В зависимости от сосредоточения появляется знание-видение [вещей] как [они] есть (санскр. yathabhuta-jnanadarsana, пали yathabhutajnanadassana). Коль скоро мы истинно счастливы и истинно сосредоточены, мы можем всмотреться в вещи сосредоточенным умом и начать видеть вещи такими, каковы они есть. Мы начинаем видеть реальность. Это стадия величайшей значимости, ибо на ней совершается переход от медитации к мудрости, от психологического к духовному{86}. Если мы достигли этой стадии, мы не упадем вниз. Согласно традиционному учению, достижение Просветления нам теперь обеспечено{87}.

Если иметь в виду обусловленное существование, то знание-видение троично{88}. Во-первых, оно заключается в прозрении, что все же обусловленные вещи невечны, они изменчивы и не остаются в одном и том же состоянии даже два мгновения подряд. Во-вторых, оно заключается в прозрении, что все обусловленные вещи в конечном счете неудовлетворительны: на некоторое время они могут дать нам счастье, но постоянного счастья дать не могут, а ждать от них такого — это в чистом виде иллюзия. В-третьих, есть прозрение, что все обусловленные вещи несубстанциальны и в конечном счете нереальны. Не то чтобы мы их вовсе не переживали, и не то чтобы их, эмпирически говоря, вовсе не было; но то, как мы переживаем их, — это нечто поверхностное; мы не проникаем в глубины; это не истинная реальность.