Будем как солнце. Книга символов

А между тем широкая река
Стремит вперед свободное теченье,
Своею скрытой жизнью глубока.  

Минувшие незнанья и мученья
Мерцают бледнолицею толпой,
И я к ним полон странного влеченья.  

Мне снится сумрак бледно-голубой,
Мне снятся дни невинности воздушной,
Когда я не был — для других — судьбой.  

Теперь, толпою властвуя послушной,
Я для нее — палач и божество,
Картинность дум — в их смене равнодушной.  

Но не всегда для сердца моего
Был так отвратен образ человека,
Не вечно сердце было так мертво.  

Мыслитель, соблазнитель, и калека,
Я более не полюблю людей,
Хотя бы прожил век Мельхиседека.  

О, светлый май, с блаженством без страстей!
О, ландыши, с их свежестью истомной!
О, воздух утра, воздух-чародей!  

Усадьба. Сад с беседкою укромной.
Безгрешные деревья и цветы.
Луна весны в лазури полутемной.  

Все памятно. Но Гений Красоты
С Колдуньей Знанья, страшные два духа,
Закляли сон младенческой мечты.  

Колдунья Знанья, жадная старуха,
Дух Красоты, неуловимый змей,
Шептали что-то вкрадчиво и глухо.  

И проклял я невинность первых дней,
И проходя уклонными путями,
Вкусил всего, чтоб все постичь ясней.  

Миры, века — насыщены страстями.
Ты хочешь быть бессмертным, мировым?
Промчись, как гром, с пожаром и с дождями.  

Восторжествуй над мертвым и живым,
Люби себя — бездонно, ненасытно,
Пусть будет символ твой — огонь и дым.  

В борьбе стихий содружество их слитно,
Соедини их двойственность в себе,
И будет тень твоя в веках гранитна.  

Поняв Судьбу, я равен стал Судьбе,
В моей душе равны лучи и тени,
И я молюсь — покою и борьбе.  

Но все ж балкон и ветхие ступени
Милее мне, чем пышность гордых снов,
И я миры отдам за куст сирени.  

Порой-порой!  весь мир так свеж и нов,
И все влечет, все близко без изъятья,
И свист стрижей, и звон колоколов,  

Покой могил, незримые зачатья,
Печальный свет слабеющих лучей,
Правдивость слов молитвы и проклятья,—  

О, все поет и блещет как ручей,
И сладко знать, что ты как звон мгновенья,
Что ты живешь, но ты ничей, ничей. 

Объятый безызмерностью забвенья,
Ты святость и преступность победил,
В блаженстве мирового единенья.  

Туман лугов, как тихий дым кадил,
Встает хвалой гармонии безбрежной,
И смыслы слов ясней в словах светил. 

Какой восторг — вернуться к грусти нежной,
Скорбеть, как полусломанный цветок,
В сознании печали безнадежной.  

Я счастлив, грустен, светел, одинок,
Я тень в воде, отброшенная ивой,
Я целен весь, иным я быть не мог.  

Не так ли предок мои вольнолюбивый,
Ниспавший светоч ангельских систем,
Проникся вдруг печальностью красивой,—  

Когда, войдя лукавостью в Эдем,
Он поразился блеском мирозданья,
И замер, светел, холоден, и нем.