- В соседнем городе живут. Час езды на транспорте. Как я говорила, у нас нет понятия клан, только семья. У меня много двоюродных и троюродных братьев и сестер, кузины и кузены, так еще их назвать можно, есть бабушка… - Если до этого я улыбалась и мои глаза светились от радости, то дойдя до бабушки я заметно даже для самой себя помрачнела. Саске молча сидел и наблюдал за мной, не перебивая и не торопя меня. Видимо, он понимал, что спешкой не помочь, а может сделать только хуже. Он ведь, в конце концов, хотел получить от меня информацию обо мне и помощь. А если сейчас надавит, я могу закрыться и жить вместе нам станет только труднее. - … еще были дедушка и… дядя, мамин младший брат… - Я все таки не сдержалась. До сих пор не понимаю, почему, но каждый раз, как вспоминаю дядю, слезы начинают течь сами собой, а истерику почти невозможно остановить. Я подняла лицо кверху, чтобы сопли и слезы не таким мощным потоком вырывались. Я раскисла… снова… да еще и при ком. – Прости, знаю, тебе бабские слезы не очень-то приятны. Просто это случается каждый раз как…
- Он был для тебя дорог? – Спокойно произнес Саске. Странно, но я не услышала в его голосе и нотки раздражения. Неужели, он меня понял? Для него ведь Итачи был, наверно, так же дорог, как мне мой дядя.
- Да… очень дорог. Я обожала его. – Я снова улыбнулась и посмотрела на своего соседа. Почему-то, от одного его присутствия рядом, мне становилось легче думать о дяде, а слезы постепенно перестали течь. Может быть, это было из-за того, что мы сейчас понимали друг друга. Только боги знают ответ на этот вопрос. Но, вероятнее всего, да. – И я никогда не перестану винить свою бабушку и своего, теперь уже покойного деда. Это они во всем виноваты. Им всегда было плевать на своих детей, а когда он погиб, начали «замаливать» свои грехи, кинувшись помогать его дочери. Вот только это лицемерие.
- Почему ты так считаешь?
- Потому что до этого им было все равно. И моя бабушка заботится о ней, даже хочет квартиру ей купить, с единственной поправкой – моя мама почему-то должна большую сумму вложить в это, как бы типа это моя мама должна покупать квартиру. И руководствуется логикой, что у моей мамы все есть – она своего состояния и влияния добилась сама, и ни в чем не нуждается, поэтому и должна помогать всем родственникам. Но моя мама до сих пор остается для своей же собственной матери оккупантом и захватчиком территории, потому что выкупила часть дома под цветочный магазин.
- Смотрю, ты не жалуешь своего покойного дедушку…
- А почему я должна его любить? Я никому не позволяю говорить о своих родителях хоть одно плохое слово, так почему я должна прощать это даже близким родственникам?… И умер так, как он не заслуживает… Сгорел на рабочем месте… вернее, сначала сдох, а потом сгорел. Такая чистая смерть… для такого как он…
- В вашем мире принято сожжение?
- Где-то – да. В нашей стране принято погребение под землю, но лично мое мнение – сожжение лучше. Наверно это потому, что я считаю огонь самым чистым элементом. Без понятия – я тебе не смогу объяснить этого.
- Считаешь, он не заслужил такого?
- Да. – Настолько четно и ясно я это произнесла, что сама себе поразилась, а потом вспомнила, как я это сказала: холодный, стальной голос и искренний ненавидящий взгляд. На лице Саске отразилось поражение и одновременное понимание моего поведения. – Но самое отвратительное было для меня то, что все знают, кем был мой дед: злобный, жадный, скрытный старик, который не доверял ни одной живой душе, даже собственной дочери, но тем не менее, на похоронах все плакали и говорили, какой он был хороший. Это лицемерие! Это отвратительно! И каждый раз, как я вспоминаю все это – я начинаю ненавидеть весь окружающий мир. – Сделав паузу, что бы успокоиться, я продолжила. – Ну вот. От трезвой меня ты бы никогда и ничего подобного не услышал бы. Я – злобная тварь, Саске, в особенности для тех, кто предает мое доверие.
- Хм, нет, ты вполне обычная. Но, в отличие от многих, искренняя. Но ненависть не вернет тебе твоего дядю…
- Ой, прости, конечно, мой французский, но чья бы корова мычала. – С сарказмом и немного пьяненькой улыбкой сказала я. Моя манера общения сейчас с ним, то, как я крутила бокал в руке, то, в какой позе сидела и как смотрела на него – любой бы подумал, что я начала заигрывать с Саске. Но на деле ничего подобного не было.
- Именно потому, что я знаю, каково это – ненавидеть – я и говорю тебе – ничего хорошего из этого не выйдет. – Совершенно невозмутим, даже после того, что я сказала.
- Мда уж, мы с тобой похоже, два сапога – пара. Похоже, я все таки тебе вынесла мозг. Знаешь, лучше забудь об этом всем. Да и не нужно было мне так откровенничать – тебе это ничем не поможет.
- Но тебе стало легче.
- Знаешь, ты прав. Поговорив с тобой, мне стало намного легче, словно с меня наконец-то сняли огромный булыжник. Наверно, из-за нашей схожести я вдруг поняла, что ты меня понимаешь.