– Голову поменяй, – вяло предложила Мила. – Или хотя бы Цибина на кого-то поприличнее.
– Ну как я его поменяю! – рассудила непоследовательная Галя. – Я ж его люблю.
– Фигня, – сказала Люда. – Это временно.
Временность любви как болезненного, маниакального чувства была теперь постоянной Милкиной идеей. Когда-то она обожала собственного мужа, но все изменилось. В последнее время их брак выглядел непрекращающимся утомительным турниром: супруги без устали соревновались друг с другом – кто круче, кто умнее, кто талантливей. Мила увлеклась карьерой и личностным ростом и, разлюбив мужа, на семейное строительство больше не отвлекалась. Андрей отвечал в общем тем же. Только с карьерой у него не очень ладилось. Зато он активно самовыражался в спорте и интеллектуальных занятиях. В общем, личная жизнь Милки на счастливую совершенно не тянула. Саму же ее настолько не тянуло в супружескую постель, что она время от времени пыталась уговаривать подружек «подменить» ее, закрутив с Андреем «тайный» роман. Но хотя и остальным девочкам тоже выпало не много радости в жизни, все они в ответ на это предложение только пальцем у виска крутили.
Между тем у Гали и Насти семьи распались. Галка хлебала лихо с любимым, но пьющим и гулливым Цибиным, а Настя давным-давно носилась в бесплодном поиске пары. Ленке же выпал не просто развод с мужем, а супермегагадостный развод. Когда-то ее беспечальный супруг-юрист с говорящей фамилией Жлобин составлял главную Ленкину радость. Подружки считали их союз нерушимым, полушутя объясняя его особую прочность пылкой нежностью, с которой муж относился… к совместно нажитому имуществу.
Смелый прогноз о нерушимости брака подтвердился наполовину: семью Жора все-таки оставил, зато не разлучился с добром. Отваливая в новую любовь, он почти все забрал с собой, великодушно и безоговорочно уступив покидаемой супруге лишь двоих малолетних сыновей. Оттяпал и часть квартиры, которую тут же с фантастической ловкостью обменял, подселив к бывшему семейству необратимо распадающегося алкоголика.
Подобно небесным птицам, которые облегчаются в полете и не придают отдельного значения акту дефекации, новоиспеченный Ленкин сосед не признавал отхожих мест. Он справлял большую и малую нужду прямо на ходу. К тому же в пьяном кураже обнаруживал навязчивое желание крепко дружить с Леной и ее мальчиками, а будучи в похмелье, делался агрессивным, орал и размахивал ножиком. Неизвестно, какая из его ипостасей была тягостнее для беззащитных соседей. И если бы не Ленкин приятель Ваня Ковров, в конце концов отселивший невменяемого деда, грустно представить дальнейшую жизнь маленького семейства в таком аду.
С Ковровым Лена дружила с детства. Точнее, дружили их родители. А они с Ваней унаследовали от этой дружбы уже что-то вроде родства. Впрочем, Ванино отношение к ней всегда выходило за рамки дружеских или родственных притязаний. Так что отнюдь не без труда он приобрел комнату в другом районе и выменял у экстремального соседа, казалось бы, навеки утраченную Ленкину жилплощадь, вернув ее подруге детства без каких-либо условий. Но и тут, кроме благодарности, ничего в ее глазах не приобрел. После опустошающего разрыва с мужем Лена и сама не понимала, чего хочет, скорее всего – ничего, кроме покоя…
Милка хмуро смотрела в окно. Галя пристально разглядывала свою некогда неразлучную подружку.
– Мил, а вот за что ты Андрея так ненавидишь? – наконец воскликнула с искренним недоумением. – Замуж выходила – счастливая была, совершенством его считала.
– Дура была, – скривилась Мила. – Никогда не надо циклиться на муже.
– Это как?
– Как если бы была свободна. Думаю в скором времени присмотреть себе парочку самцов побрутальней.
– Вот стервозина! – возмутилась Ленка.
– Ой, да иди ты на фиг! – отмахнулась Мила.
– Чудны дела твои, господи! – задумчиво бормотала Галка. – Красивый такой, фактурный мужчинка… и первый у тебя… да, Мил?
– Дай бог не последний, – ухмыльнулась Данова. – А тебе, Галь, и карты в руки: нравится – бери! Только спасибо скажу.
– Как всегда, – обиженно буркнула Галка, – у кого суп жидкий, а у кого жемчуг мелкий… А все же, как это вышло-то – обожала-обожала и вдруг возненавидела?
– Совсем и не вдруг, – неожиданно энергично принялась объяснять Данова. – Ведь оно все годами копилось, все гадости, высказанные в семейном гнездышке, – их уже не воротишь. Так что… – Она мрачно усмехнулась. – Ну, потом еще, я в свое время одну ошибку допустила, стратегическую: все обиды, всё что случалось, маме пересказывала. Андрей вообще эгоист ужасный, сколько раз он меня оставлял одну с моими трудностями, с болезнями, с проблемами… Ни помощи, ни сочувствия. М-да… Ну и я, чуть что – сразу к маме за поддержкой, она-то всегда на моей стороне. И добегалась: родители его не выносят! Он это, естественно, чувствует, платит тем же… Такая вот семейка. Поначалу еще ничего, пока любишь, а потом все хуже, хуже, и наконец от любви совсем ничего не остается.
– Может, утрясется еще? – неуверенно предположила Настя. – В любых отношениях бывают временные спады.