Я сейчас не могу передать всех тех мелочей, в которых Попов оказался круглым невеждой или недобросовестным и пристрастным рецензентом. Я не считаю, что в «Пов[ести] врем[енных] лет» нет ошибок. Дело наше было безумно трудное. Поэтому-то, кстати, там, где я не чувствовал уверенности, я ограничивался чрезвычайно кратким комментарием (в вопросах о балтийских племенах и др.). Привлечь других людей к комментарию я не мог. Меня очень торопили с комментарием. Должен был работать Романов, но он дал только два-три комментария. Привлекать еще людей Радовский21
категорически запретил (да ведь без денег и не привлечешь), так как боялся задержек. На заседании много говорилось о том, что Попов без уважения отнесся к нашему труду, оценив его поверхностно, легкомысленно, «состряпав» (говорил Маньков22) рецензию из двух-трех случайных замечаний, из которых многие оказались к тому же неверными.Ложусь: опять начались боли. Я совсем не могу работать. Не знаю – чем кончится моя болезнь! Мысли самые грустные ползут и ползут в голову. С уважением. Ваш
Сейчас дело обертывается в нашу пользу. В Ин[ститу]те и за пределами Института начинают разбираться. Вар[вара] Пав[ловна] уже ходит в Ин[ститу]т. Только бы теперь и мне здоровья.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 13 и об. Авторизованная машинопись с авторскими вставками и правкой. Датировано по содержанию.
14. Февраль 1952 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое Вам спасибо за сердечное письмо. Он пришло ко мне как раз вовремя – когда мне было что-то очень грустно. Прочел письмо в ред[акцию] в № 12 и покачал головой: вот ведь как еще можно, значит, вводить в действие работы одиннадцатилетней давности1
. Свое письмо в ред[акцию] – снял. Оно никуда не пойдет. Большое Вам спасибо за совет, который Вы мне дали в предшествующем письме. Действительно, надо быть выше всего этого. И не следует пользоваться методом «писем в редакцию».С искренним уважением
Ваш
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 47. Автограф. Датировано по содержанию.
15. 20 марта 1952 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Я только вчера от Озеровой1
(заведующей Рукоп[исным] отд[елом] Публ[ичной] библиотеки) узнал, что Вам не ответили на Ваши замечания по Описанию пергаменных рукописей Публичной библиотеки2.Уже давно, месяца 2 назад, ко мне приходила Евг[ения] Эдуардовна Гранстрем3
и показывала мне Ваши замечания по рукописи. Почти со всем она была согласна и обещала сделать исправления в рукописи. Я считал, что она Вам написала, и никак не ожидал, что она, с ее европейской вежливостью, вдруг Вам ничего не написала и не поблагодарила. Не сердитесь на нее и примите запоздалые благодарности от меня, как от редактора этой книжки.Искренне Вас уважающий
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 15 и об. Автограф.
16. 14 июля 1953 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Посылаю Вам статью Б. В. Сапунова1
. Она, по моему мнению, представляет интерес несколько особой и правильной точкой зрения на начало книгопечатания. Буду рад узнать о ней Ваше мнение.Сегодня получил предложение написать рецензию для «Сов[етской] археологии» на книгу о берестяных грамотах2
. Представлю им рецензию в сентябре (так они просят).Снова хвораю.
Привет! Ваш
Еще раз поздравляю Вас с Вашим юбилеем. Он хорошо отмечен в Вестнике АН3
.Говорят, прошлым летом Вы были на Соловках. Как Вы туда проехали (из Архангельска или из Кеми)?
____________
Мой дачный адрес: Лен[инградская] обл., Курортный район, ст[анция] Ушково, Дачная улица, дача 96.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 16 и об. Автограф.
17. 24 октября 1953 г
Сердечно поздравляю Вас [с] избранием1
. Желаю здоровья [и] новых успехов.Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 17. Телеграмма. Датировано по почтовому штемпелю.
18. 7 июля 1954 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Очень прошу Вас за милого Владимира Ивановича Малышева. ВАК (очевидно, по проискам Ник[олая] Фед[оровича] Бельчикова) не разрешил Вл[адимиру] Ив[ановичу] Малышеву не сдавать кандидатского минимума1
. Вы знаете, какой хороший и полезный ученый Вл[адимир] Ив[анович], но сдача экзаменов для него невозможна! Он, например, никогда не сможет одолеть иностранный язык (это черта его психического, слишком русского склада – я так считаю).Сейчас он совершенно подавлен (он ведь нервно очень неуравновешенный человек) и хочет уходить с научной работы.